Сибирские огни, 1984, № 5
«Двух рябков на обед мне обычно хватает»,— подумал Хрисанф Мефодьевич и равнодушно проехал мимо. Сегодня он ни за что не хотел будоражить тайгу пустяковыми выстрелами. Продвигаясь верхом на Соловом по просеке, Савушкин видел бе гущего далеко впереди Шарко. Ничто покамест не возбуждало собаку. Томительно протянулся еще один час. Но Шарко уже не было в поле зрения. Можно предположить, что лайка взяла след. Савушкин поднял уши у шапки и стал прислушиваться. Полная тишина: ни треска, ни лая, ни голоса птицы. Под ногами Солового шуршат хруста линки сыпучего снега да слышно собственное дыхание. Временами конь фырканьем прочищает ноздри, и это сердит Хрисанфа Мефодьевича, он дергает повод, Соловый вскидывает головой, звенят удила. И опять прозрачная, звонкая тишина, давящая Савушкину на перепонки. Но вот, далеко /де-то , будто взлаял Шарко. Охотник замер... Нет, послышалось. Соловый, на минуту приструненный, получает в бока стременами и продолжает путь дальше. Хрисанф Мефодьевич сворачи вает с тропы направо, едет еще минут двадцать и натыкается на вче рашние лосиные лежки. Все истоптано, обглодана кора на поваленной ветром осине, а молодой осинничек точно подстрижен с вершинок боль шими острыми ножницами. По отпечаткам копыт Хрисанф Мефодьевич узнал, что это бродит тут та самая троипа, что подступала к его зимовью. Да, это они, бык, матка и тогуш. Наметанный глаз охотника определил, что самцу лет восемь-десять. Савушкин с приятным зами ранием сердца ожидал знакомого заливистого лая Шарко. И скоро такой лай он услышал. — Поставил... Держит... Савушкин слез с коня, привязал его к тонкомерной сосне. Все было в нем собрано, сжато — ни волнения, ни лишних движений. Он зарядил ружье, остановился на миг, потянул воздух ноздрями, и губы его прошептали: — С богом... Говорилось все это даже не шепотом — одним дыханием. Соловый, оставшись стоять, привычно понурился, готовый к долгому ожиданию. Скоро из мокрой шерсти его выпарит мороз влагу, и шкура коня заблестит инеем. Хрисанф Мефодьевич не спешил. Уж если Шарко догнал зверя, то не упустит, будет держать, подзывая хозяина. Надо было проверить, есть ли хоть какое-нибудь движение воздуха. Савушкин послюнил ука зательный пален, поднял над головой. И почувствовал равномерное охлаждение. Ниоткуда не дуло, не колебало. Это могло значительно осложнить скрадывание. Придется не просто приближаться к зверю с осторожностью, прячась за кусты и деревья, а стелиться по снегу, ползти. Взмокнешь весь, задышишься: в прошедший буран местами намело сильно — на голеях сугробы, пожалуй, по пояс. Поневоле при дется ложиться на бок и перекатываться. Да следить надо, чтобы в стволы ружья снег не набился. Снег обминался с легким морозным шорохом. Хрисанф Мефодье вич подступал к добыче с такой осторожностью, с какой крадутся разве что медведи и рыси. Опять была мокрой спина, пот затекал в глаза. Теперь он видел, где Шарко крутит лося. А крутил он его в низком пихтовнике. Идти незримо, тенью. Если бы можно было не дышать... Еще продвинувшись метров на сто, Савушкин четко различил тем ный, горбатый загривок и голову с саженным размахом рогов. Раз темный, значит и крупный. Тут водились и светлые лоси, но те были мельче, и рога у них размером, формой отличались от темношерсгных. Шарко, как всегда, наседал на лося спереди. Лось то кидался к собаке, пытаясь поддеть его сохами, то смирно стоял и пережевывал жвачку. Это жевание жвачки в момент опасности и раньше удивляло Хрисанфа Мефодьевича. Или зверь так себя успокаивал, или делал вид, что собака ему не страшна, что видал он врагов и почище. Вот когда время остановилось, казалось, совсем. Надо было еще
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2