Сибирские огни, 1984, № 5

меру овчарок, и решил то же самое проделать с Шарко. Он давал ему нюхать то старый бахил, то варежку, бросал их в сторону и заставлял приносить. Так они тренировались с час, и Шарко уже с первой коман­ ды таскал поноску. И тогда Савушкин дал ему обнюхать винтовку, взял собаку за косматый загривок, направил вперед и сказал; — Ищи! Найди мне кусочек железа. Он так же, как это ружье, пахнет маслом и порохом. Ну же, вперед, вперед! Шарко обежал зимовье, тыкался носом в траву, сбегал к речке, вернулся и остановился под кустом бузины, завилял, завилял хвостом, как это он делал, когда находил подранка — тетерева или утку. Вол­ нуясь, Хрисанф Мефодьевич пошел к собаке. И чудо произошло: у ног Шарко валялся затвор винтовки! — Голубчик! Умница ты мой! Друг сердечный! Кому рассказать — не поверят. Шарко, обласканный, завороженный добрыми словами хозяина, прыгал, визжал — весь исходил нежной собачьей радостью. Хрисанф Мефодьевич кормил его вволю весь день и, глядя на пса, не мог нарадоваться. Винтовка была вычищена и смазана, спрятана подальше от посторонних глаз. Никому больше не даст он ее в руки! Уж так больно кольнул его в сердце этот случай, прямо змеей ужалил. Нет, лучше подальше прятать да потом поближе брать. 6 Наигралась, натешилась непогода и к вечеру третьего дня угомо­ нилась. Хрисанф Мефодьевич, выйдя из зимовья, увидел перед собой ровную, выстиранную белизну снега, уже начинающую постепенно впи­ тывать синеватую сумеречность. Воздух набирал звонкость, как это обычно бывает после метели. Под каблуками повизгивало, похрустыва­ ло, хотелось сейчас же куда-то идти, устремиться — так Савушкин насиделся за время ненастья, натоптался на одном месте. Лес молчал, уставший роптать все эти дни и ночи. Ни порыва вет­ ра ни дуновения. Не шелохнулись даже тоненькие былинки на оголен­ ном яру Чузика. В той стороне, куда опустилось за кромку таиги медно- красное солнне, небо сквозило промытой голубизной. Обрывки низких, дымчатых туч скатывались к восточной окраине горизонта. Пролетел молчаливо ворон и умостился на сук высокой осины^ за речкой. Хрисанф Мефодьевич называл эту породу пернатых «помоиши- ками», не любил, как большинство людей, «горластое воронье», но умом признавал санитарные качества этих птиц. — Ворон — птица ты вещая,— вслух проговорил Савушкин,— толь­ ко каркала бы на свою голову! Шарко вертелся подле. Чуешь дружок, что завтра наш с тобой денек! Смотри, пес, не подкачай, как’ в прошлый-то раз. Нам ли с тобой похваляться охотой! Хоть охота и похвальбу любит, но то не про нас говорено. Шарко радостно закрутил головой, подкатился к ногам хозяина, прыгнул ему на грудь и обдал лицо горячим дыханием. К ним обоим вернулось то редкое возбуждение, то состояние, которое так волнует перед выходом на большой промысел. Хрисанф Мефодьевич сварил овсянку, добавил в нее перетоплен­ ного свиного сала и дал собаке наесться досыта. Солового он покрыл на ночь попоной, напоил и задал корму, чтобы конь утром тоже не чувствовал голода. Перочинным ножом срезал жиденькии, ухлести- стый черемуховый прутик — для подстегивания мерина. Для подгона лошади Савушкин всегда срезал или талиновый прут, или черемуховый, н о никогда — осиновый. В этом тоже была для него дурная примета: если осиновой веткой коня стегать, то конь сохнуть будет. 4 Сибирские огни № 5