Сибирские огни, 1984, № 5

Мотька! Вот-вот, он-то, Мотя Ожогий, как раз и подходит сюда форменный захребетник, лентяя, алкашник! И ест, и пьет за чужой счет. Давно бы надо заставить его трудиться, а ему все попуститель­ ствуют... ...Та кукушка, откуковав, прилетела прямо к зимовью и уселась на тонкую, не опушенную еще березку. Помолчала, для равновесия под­ вигала вверх-вниз длинным хвостом и опять начала свою простую пес­ ню. И тут Хрисанф Мефодьевич заметил, что Кислое собирается в нее выстрелить. — Ну, ты это брось, Демьяныч,— проговорил Савушкин и, прило­ жив усилие, взял винтовку из рук Кислова,— Будет, побаловались... Андрей Демьяныч не спорил с ним, но долго, протяжно глядел своими желтыми глазами на Хрисанфа Мефодьевича. — Дерьма пожалел,— сказал Кислов.— Бандитка она, не птина. Я бы их всех на чучела переделал. — А ты за кукушку шелкопрядову гусеницу, косматую и колючую, как проволока, уничтожать будешь?— веско так спросил Савушкин.— Боюсь, не проглотишь — застрянет, подобно ячменному колосу. Не знал? Только она и ест. Одна-единственная из всех пернатых,— И Хри­ санф Мефодьевич, казалось, остался доволен, что объяснил человеку, просветил вроде... После этого гости засобирались ехать дальше, в Тигровку, ноче­ вать решили не оставаться. Настаивал на этом Кислов, спорить с ним не стали. Савушкин долго слышал треск подвесного мотора и думал, что они наверняка где-нибудь заночуют в пути, половят сеткою рыбу, сварят уху и опять заведут разговоры о совхозных делах, может, снова поссорятся и помирятся без его, Савушкина, участия. И слава богу! Пусть едут. На душе легче, когда после людского шума остаешься один в окружении леса, полей, птичьего щебета. Радеет душа крестьянина при виде домашних животных. Вот вьется Шарко у ног. Вон Соловый следит за хозяином, косит выпуклым серым глазом. Наелся овса, по­ щипал молодую осочку и пьет из колоды. Красиво смотреть, как с его чутких, мохнатых, мягких губ стекает вода, когда он поднимает голову... Хрисанф Мефодьевич видел в ту ночь хорошие сны, и только на утро, бросив случайный взгляд на винтовку, обнаружил, что она без затвора. Он обыскал углы, общарил, перетряхнул все шмутки-обутки, лазил под нарами, чихал от пыли. Затвор от малокалиберной винтовки точно провалился. И тогда, с тревожно бьющимся сердцем, весь пот­ ный, переживая за то, что теперь придется ответ держать в милиции за плохую сохранность нарезного оружия, что его могут обвинить в ро­ тозействе, Хрисанф Мефодьевич вышел на улицу, там еще посовался туда-сюда, ничего не нашел и, потом, встав, как вкопанный, глядя на чистое утреннее небо, сказал: — Туча нашла на мою седую голову! Это Кислов смошенничал! Он! Больше некому. Ну что за человек! Взял и сорвал на мне зло за обиду. Не дал ему по кукушке выстрелить! Правильно, что не дал... Вспомнив о своем кудринском участковом лейтенанте Петровине, которому он должен будет обо всем рассказать, Савушкин вздохнул с некоторым облегчением. Петровин— человек требовательный, но славный, умница. Это не старшина Аркаша Вахлаков, что был до него. Поди поймет: ведь не потерял же он целиком винтовку, никому не по­ пала она в чужие руки. Конечно, объяснений и штрафа не избежать. Ну что же теперь — пусть опрашивает с него участковый по всей за­ конной строгости. Перед Савушкиным сидел Шарко: собака смотрела на хозяина вопросительным, умным взглядом. А что если попробовать заставить Шарко искать пропажу? Но затвор — не дичь, не шапка, не рукавица, поймет ли собака, чего от нее хотят? Хрисанф Мефодьевич знал из кино и прочитанных книг (хотя читал он, по правде сказать, немного), как обучают служебных собак, к при-