Сибирские огни, 1984, № 5
— А ты, дружок, никому не рассказывай, что лосятину ел со мной и водку пил. А то ведь, знаешь, что могут подумать... Кислов обиделся и в тот же день оставил дом охотника. А потом еще раз побывал Андрей Демьяныч у Савушкина в из бушке. На мотолодке по Чузику приехал он не один — с Румянцевым и рогачевским управляющим Чуркиным, прозванным за хозяйскую сметку и рачительность Фермером. Оба были Кислову непосредственно подчинены, но, что называется, шапки перед ним не ломали, держались независимо, так как знали пену себе и Кислову и были знакомы друг с другом немало лет. Хрисанф Мефодьевич, заслышав мотолодку, вышел встретить го стей на берегу. Узнав, что едут они в Тигровку по совхозным делам и собираются у него заночевать, чтобы утром продолжить путь, он об радовался. — Ночуйте! С вами и я отдохну. Он рад был приезду Румянцева, Чуркина, с которым нередко прежде и на охоту хансивал, и застольничал в его, тоже гостеприимном, доме. Тимофей Иванович Чуркин моложав был, виден собой, брови имел густые, широкие, а губы толстые, добродушные. Сам же и посмеивался над собой: — О толстогубых одна женщина в Рогачево у нас говорит: шлёп большой, а тяги мало! — Проверено, значит, на отыте!— подкусил его директор совхоза. — 'А как же!— смеялся Чуркин.— Пока на язык не возьмешь — не узнаешь: кислое или сладкое. Чуркин был роста среднего, но медвежистый, с толстой, багровой шеей. О нем толковали сельчане, что если Чуркин кулак сожмет, то уже верещать начинаешь. Но, как человек сильный, он не трогал нико го пальцем, а его самого трогать просто боялись. В компаниях, где гу лял Чуркин, был всегда мир и лад. И вообще какого-либо беспорядка в Рогачеве не наблюдалось, хотя этот порядок в хозяйстве и жизни удавалось устраивать нелегко. Чуркин вовремя успевал отсеяться, вовремя убрать, хорошо намо лачивал, и к осени у него, смотришь, все перепахано, огрехов нет и со лома уложена в скирды. Охотники, из тех, что любят ездить стрелять косачей, глухарей из кабины машины, ругали Тимофея Ивановича за то, что по пахоте трудно подъехать к дичи — не мог подождать Фермер, повременить с перепашкой недели две. На подобные стоны, когда они достигали его ушей, Чуркин отвечал: — Мать вашу в три попа! Д а неужели я белых мух дожидаться буду! По стерне не успели поездить! И славу богу: меньше дичн загу бите. Весной я шибко люблю на токах тетеревиные песни слушать и петушиные бои смотреть. На Чуркина и Румянцева Хрисанфу Мефодьевичу было приятно смотреть, но Кислов его тихо раздражал. Раздражал еще с тех дней, когда они виделись раньше. Так с виду Кислов тихий, а заглянешь в его желтые, как у ястреба, глаза, усмотришь в них притаившуюся дурнинку, на тонкие губы по смотришь, и все уже ясно, можно дальше и не читать. До женщин Андрей Демьянович падкий был до безудержности. Все бы ему цело ваться да под подол лезть. Женщины гонят его, отпихивают, не знают, куда деваться от назойливости Андрея Демьяныча. А ему хоть бы что! Раз в компании видел его таким Савушкин и сделал вывод: «Срамной мужик». У Кислова жена была гречанка, самая настоящая, и боялся он ее пуще огня. Может быть, оттого и вольничал, что дома воли не давали... Встретив тогда гостей на берегу Чузика, Хрисанф Мефодьевич стал жарить на большой сковородке язей, варить картошку, и Чуркин с Румянцевым ему помогали. Кислов ни к чему не притрагивался,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2