Сибирские огни, 1984, № 5
стерны хлестало топливо. В том месте, куда била струя, снег почернел и протаял. Слесарь и дизелист были залиты мазутом. Хрисанф Ме фодьевич подумал о сыне, что Миша его молодец — прибежал на по мощь, на выручку, не побоялся испачкаться, а ведь это, наверно, совсем не по его части дело. Теперь к ним присоединились Калинченко, Ватрушин и сам он, Хрисанф Мефодьевич. Таскали ветошь, выстругивали пробку, чтобы за бить ее плотно в образовавшееся отверстие. Савушкин старался вместе со всеми — песком забрасывал черный снег. Ему объяснили, что нельзя так оставить; заметит мазут на земле инспектор водрыбнадзора — штраф и прочие всякие неприятности. — Авария плевая, а придирка может выйти большая,— пояснил Хрисанфу Мефодьевичу Ватрушин.— У нас насчет этого строго. Охотник подумал и тяжело вздохнул, — Миллионами тонн черпать нефть, да чтобы нигде не пролить? Это ведь невозможно! Ватрушин на это ничего не ответил. Недавнюю жизнь кудринской округи охотник Савушкин мог бы сравнить с тихой заводью, где хоть вода и без тины, и рыбка водится, и глубь такая, что с головой скроет, но все равно не стрежень. Ни ши ри, ни устремленности вдаль — одна круговерть, мельтешение на ме сте. Бросишь палку — закрутит ее, помотает туда-сюда, да и прибьет к бережку, а то и замоет, затрет ржавой пеной. То ли дело — стремнина реки! Катятся воды неудержимым пото ком, несут на себе и толстые бревна, и лодки, и разные суда. Тут-то и жизнь. Тут уж не зазеваешься... Было Кудрино заводью, глухим таежным углом, да срезало быст риной излуку, спрямило колено, и вот она, новь,— врывается в окна и двери не спрашиваясь, напирает весенним потоко.м. Чем больше Хрисанф Мефодьевич примечал новизну и узнавал прибывающих сюда людей, тем крепче устаивалось в нем убеждение, что все затеваемое есть для здешних мест благо — благо для края, для жителей его, а значит, и для самого Савушкина. , А как не желать перемен к лучшему в своем доме! Извечно молит об этом душа человека. Кудрине заметно ширилось. Люди прибывали сюда бойкие, много знающие, веселые. Уже появились нефтяные вышки и кое-какие строе ния, двигалась техника, и ее все прибывало. Савушкин и такие, как он, сперва приглядывались к этому с настороженностью, боясь воровства или какой-нибудь порчи. Но опасения мало-по.малу умерились, ибо «пришлые» занялись, сразу делом, и дело их было велико. Новизна поманила к себе и коренных кудриниев: соблазняли и крепкие заработки, и новая техника. Зять Хрисанфа Мефодьевича, Нгнаха, хотел было тоже перебежать к покорителям недр, но директор совхоза Румянцев усовестил: — Ведь ты у нас лучшим был звеньевым на заготовке кормов! И вообще — первый механизатор! И мы ли не поощряли, не ублажали тебя? Михаил Игнатов опустил свои черные глаза, потеребил курчавую бороду и сказал: — Все, коней! Больще не буду играть в суму переметную... Сам Хрисанф Мефодьевич считал себя причастным к наступающей новизне: как-никак сын его, Миша, кажется, прочно обосновался в уп равлении разведочного бурения... Вечный таежник, Савушкин жил в зимовье одиноко, до изнеможе ния гонялся за зверем, спал у костра, а думы о наступающих переме нах не выходили из головы. Иной раз накатят мысли, будто свежаком 3&
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2