Сибирские огни, 1984, № 5

деет: вырубают леса, осушают болота, и в этом первая причина оскуде­ ния природы. А то выпадут годы бескормные, го зимы суровые. Немало причин, которые теснят дикий животный мир. А клеточные зверушки от этого не зависят. Человек взял их под опеку, поит, кормит, следит за размножением по всем правилам биологической науки. Соболь и норка, нутрия и песец... Лисицы уже одомашнились и даже, подобно собакам] пушистые хвосты свои кренделями закручивать стали. Полный мир и согласие с человеком! Савушкин уважал серьезные разговоры, умел терпеливо выслуши­ вать. Не перебивал он и Александра. А когда тот умолк, возразил; Ты, сын, наверно прав, но не по духу мне это твое размышление, не по нутру. Я живое прикосновение к природе люблю. И ты его любил, и братья твои — Николай с Михаилом. И . зять, Михаил, Игнатов-то, наш, из той же породы. Мы все у костров прокоптились, страсть к сле­ допытству, к хорошему гону не потеряли. — Брата Мишу ты мог бы отсюда и исключить,— сказал Алек­ сандр.—Он в этом смысле краюха как раз отрезанная. На буровую по­ шел работать, и, похоже, его теперь оттуда не выманишь. И пусть! Каждый себе дорогу выбирает,— ответил Хрисанф Мефодьевич.— Нет, как ты там хочешь, а я в тайге еще поброжу! Тех­ ника, нефть потеснят — дальше уйду. От зимовья моего верст двадцать до старообрядческого скита. Пойду туда, скажу: мужики-бородачи, не гневайтесь, когда я где-нибудь с краю ваших угодий ловушку поставлю или с собакой зайду! И пустят! Знаю я их. И они меня знают... Сын Александр понимал отца: вгрызся в тайгу его батька, руками- ногами за корневище держится. Но сам Александр от этого отдалился: после учебы пожелал распределиться в коопзверопромхоз под Новоси­ бирском, бу^ет там разводить клеточных норок... Человек достигает всего. Тех же норок научились выводить и бе­ лых, и голубых, и шоколадного пвета, и даже сиреневого. Хрисанф Ме­ фодьевич одно время отлавливал по заказу новосибирских ученых жи­ вых норок, крепко в том отличился, и его приглашали в тот институт в Академгородке, где над зверьками разные научные работы проделы­ вают. И насмотрелся же он там чудес! И все удивлялся изобрета­ тельности людей. А под Москвой, в Пушкино, вон как сильно улучшили породу со­ болей. Вывели таких черных, с густой, переливчатой шерстью, что и в природе подобных нет. И норки в клетках много красивее тех, каких он добывает по Чузику. Снимешь шкурку, а она вроде как грязнова­ тая, броскости нету в ней. Вон у него на купленной магазинной шапке—■ одна к одной, искрятся, переливаются, темные, будто осенняя ночь. Смутришь на шапку — любуешься. Но и опять же цена! Шестьсот руб­ л ей—это все-таки деньги. Правда, он за ценой не стоял: уж ему-то, охотнику, ведомо, как тяжело достается пушнина... Думы о будущем промыслового дела не оставляли Хрисаифа Ме­ фодьевича. Под вой метели он сводил Солового к проруби, напоил коня. Ветер сек снегом Савушкину лицо, выбивал слезу. Ну и' приспела по­ годка, накатила некстати: неизвестно, сколько так вот продержится. Но и без того не бывает; чтобы ненастью вдруг не обрушиться с небес на землю. Когда-то же надо и ветрам подуть... Был уже полдень. Савушкин сидел за столом, вытянув ноги, отхле­ бывал из кружки горячий чай, дыша паром. Хоть и держала его метель без дела, но он думал, и справедливо, что в зимовье ему все-таки луч­ ше, чем в кудринском доме. Томительно на душе, да терпимо: шум тайги успокаивает. А дома, в поселке, зимою сидеть — не приведи гос­ подь! Как в заточении каком он там себя чувствует. Грудь теснит, ды­ хание сбивается — воздуху вроде бы не хватает ему. Жена Марья ворчит, когда он уходит в лес, мол, на ней и дрова, и вода, и топка пе­ чей в большом доме, и уход за скотиной. Муж убегает в тайгу-де отси­ живаться, а бабе все хлопоты тут на плечи.