Сибирские огни, 1984, № 5

Хрисанф Мефодьевич перенес от порога потник, седло, в певедний угол‘на просушку. Завтра, если погода утихнет, они пойдут с Ш а р Г б р а ^ лося Л ^ я т ^ а нужна и нефтяникам из управления разведочного бурения... Приезжал сюда к нему главный их инженер Ватрушйн. Виктор Владимирович, спокойный, об ст оя т^ ны и человек привмил три лицензии, просил помочь отстрелять. Работа в Разведке тяжелая. Видел Хрисанф Мефодьевич, как у них техника вязнет в - лотах, как ломается на бездорожье и как они мучаются, почин у ^ на ходу. В тайге сила нужна, а сила без мяса не больно велика. ^ ™ себе знает. С крупы и галет, например, долго не потянешь, от Долгой ходьбы в коленках дрожь появляется, а под ложечкой как горностаи ^^“ в^зимовье сделалось жарко невмоготу. Савушкин медленным дви­ жением потянулся и стал снимать с себя походную одежду: оуконньш серые шаровары и такого же материала просторную куртку. Снаряже т е удобное, грех роптать. Поддевай потеплее трико, напяливаи тело­ грейку под шинельную ку|зтку, и будь здоров — хоть целые сутки д р - цуй не прохватит сквозящим холодом. Разделся, разулся, сунул в выходцы (так он называл большие головки от резиновых старых сапог) и шлепай в них по зимовью, на улипу выходи. Удобно, прОсто, применительно к обстановке... Одежду и обувь он вздернул на деревян­ ные штыри, вбитые в стены, чтобы сушилось все и было . под рукой, наготове. Аккуратность жила в Хрисанфе Мефодьевиче сызмалу. Поужинав, он насовал в печь толстых поленьев, прислонил кочер­ гу к дверце, привернул в фонаре фитиль и в полумраке улегся на нары. Спальный мешок пока ему был не нужен, а ночью придется забираться в него: цыганские блохи — холод — доймут... Спать не хотелось. Савушкин еще раз потянулся до хруста суста­ вов, зевнул, и ноющая истома, признак расслабленности, разлилась по усталому телу. За избушкой шумела тайга, по полям шалил встер, заметая звери­ ные тропы человечьи следы. Вспомнился Юлик Гойко, проживший век бёз жены, одиноко. Отсюда верстах в десяти стоит его старыи-преста- рый дом с трухлявыми углами, с покосившимся скотным двором, где до прошлого года стояли у Юлика два быка-пороза. Держал он их во­ семь лет, кормил и поил, пока один из быков, озверев от чего-то, чуть не запорол ухвастистыми рогами хозяина. Тогда Юлик передал в со­ седнюю Тигровку, чтобы приехали из совхоза люди и забрали у него быков Отдавал он их государству безвозмездно, но управляющий Тиг- повским отделением Милюта забил быков, мясо продал буровикам, а вырученные деньги положил Юлику Гойко на книжку. Зачем оби­ жать старого, одинокого человека? Правильно сделал Милюта, но боится теперь, что Юлик узнает и напишет на него жалобное пйсьмо в газету. Он такой — Юлик: сказал, что отдает быков безвозмездно, на том и стоять будет... Вот пристала же одинокая жизнь к этому Юлику! Занесло его снегом —ни от него следа, ни к нему. Кончатся хлеб, сахар, соль, тогда Юлик выбредет на дорогу, где вездеходы ходят, выставит щит-картон- ку и напишет на нем своим четким красивым почерком, чтобы привез- ли ему то-то и то-то, он заплатит за все... Надо бы подсказать тигров- скому управляющему Милюте, чтобы трактор послал в Шерстобитово да прочистил дорожку к дому Юлика Гойко. Нехорошо забывать ста­ рого труженика. Мало ли ч’го — не желает он ехать отсюда в много­ людную Тигровку или в еще более шумную Кудринку. Каждый живет, как может, как ему хочется... По полям мело. Вчера, уже в сумерках, на поля выходили три ло­ ся: бык, матка и тогуш. Приближались они к зимовью, а потом ушли в ]рям, за Чузик, где будут пастись, пока их не потревожат... Савуш­ кин представил, как звери стояли у края поля, головами к избушке, как втягивали в широкие ноздри все заФахи человеческого жилья, как ер­ шилась у них жесткая, бурая шерсть на загривках. Сколько стояли они