Сибирские огни, 1984, № 5

щ и х п е р в и ч н ы х схем — так называемых «архетипов» ( т, 1, с. 110—111). Проникая из бессознательного (его нижнего яруса — «коллективного бессознательного») в соз­ нание и наполняясь содержанием конкрет­ ного опыта, архетипы трансформируются в образы, обладающие огромной эмоциональ­ ной силой. Каждое произведение литературы, по­ скольку оно оперирует обобщенными, типи­ ческими образами, может быть истолковано и в терминах мифа — об этом очень емко сказал Томас Манн, объясняя тематику своей грандиозной тетралогии «Иосиф и его братья». Формулировка типического прои­ сходит, конечно, на разных уровнях, в за­ висимости от конкретного материала. И, ко­ нечно же, нет никакой необходимости ко всем выделенным типам механически при­ клеивать приставку «древний»— такой «панмифологизм» ничего, кроме вреда, не принесет. Однако сейчас хотелось бы под­ черкнуть не эту самоочевидную истину, а то, что в распознавании древних формул, сложившихся в эпоху утверждения челове­ ка относительно окружающего мира, в ут­ верждении личности в отношении к бессоз­ нательной массе заключается волнующая и глубоко творческая сила мифологии. Механизм наследования архетипов пока не ясен. Ясно лишь одно; простое использо­ вание отдельных мифологических персона­ жей или даж е сцен в художественном про­ изведении еще не является достаточным ос­ нованием для отнесения его к классу Мифо­ логизирующей литературы. Как показыва­ ет анализ творчества известных представш телей «мифологического» в литературе XX века — от Джойса до Хуана Рульфо, наиболее плодотворным является внедре­ ние- мифологических основ в конкретный материал повествования (или, быть может, выявление их в реальной жизни?), когда «уподобленные архаическим ходы фанта­ зии активно выявляют в заново созданной образной структуре простейшие элементы человеческого существования, придавая це- лому глубину и перспективу» (т. 2 с. 61). За счет этого автор получает дополнитель­ ное пространство (и, соответственно, вре­ мя) для разработки своих идей. Символиче­ ский характер мифологии дает, например, Гарсиа Маркесу возможность в небольшой по об-ьему книге «Сто лет одиночества» представить одну из самых грандиозных эпопей в историк литературы. Здесь неизбежно возникает противоречие между обобщенной символикой и конкрет­ но-историческими реалиями. Об этом гово­ рили почти все ведущие специалисты — как литературоведы, так и этнологи,— и, под­ час весьм.а остро, осознавали сами писате­ ли. Однако почти все они делали упор на метафизичность, .этой оппозиции. Подчас и советская критика проникалась этими иде­ ями и высказывалась о том, ч-го два дан­ ных плана в литературе фактически не совместимы.. Разумеется, здесь прежде всего необхо­ димо чувство строгой меры, отсутствие ко­ торой может неблагоприятно сказаться на творчестве самых талантливых писателей. Ведь мифологизирующая литература нахо­ дится в определенном противоречии не только с конкретными событиями, но и с самим мифом. Как известно, Карл Маркс подчеркивал «бессознательно-художест­ венный» характер мифотвор>(!!Ства', тогда как для новейшей литературы, использу­ ющей мифы, характерны высокий уровень ав-торефлексии и самописания (т. 2, с. 62), который подчас может вырождаться в до­ сужее умствование. Точного рецепта: сколь­ ко ложек мифа надо добавить на опреде­ ленное количество истории,— не даст никто. Здесь необходимо открыто сказать о проблеме, которую иногда слишком рети­ вые . зоилы пытаются использовать -для дискредитации самой идеи применения ми­ фов в художественном творчестве. Не сек­ рет, что усиление интереса к мифологии в определенной степени связано со становле­ нием модернистской литературы. Здесь можно перечислить романы Джойса, поэмы Т. С. Элиота, драмы Кокто и Ануя, целый ряд других произведений. В естественной целостности мифа модернисты видели и ви­ дят антитезу разъятому отчуждением современному миру, своего рода якорь в неудержимом течении истории. Поэтому в произведениях этой ветви , мифологизиру­ ющей литературы можно обнаружить много болезненного, подчас даже консервативного. К числу общих признаков мифологизиру­ ющей литературы относится тот факт, что во всех ее произведениях, быть может, с наибольшей силой используется в качестве полноправного эстетического фактора недо» сказанное. Однако действенность его обус­ ловлена строгой системной связью с внеш­ ними символами-мифами — в полном соот­ ветствии с законом, сформулированным еще Хемингуэем: «...можно опускать что угодно при условии, если ты знаешь, что опускаешь, тогда это только укрепляет сюжет и читатель чувствует, что за на- писанным есть что-то, еще не раскрытое». Если это не соблюдается, то получаю-(ся только глубокомысленные намеки на пустое место — зрелище крайне удручающее. Возникает подчас и проблема другого рода — расширительного толкования раз­ личных теькстов как мифологических. Это связано с распространением понятия «миф» на так называемые «вечные образы»— такие, как Дон Жуан, Фауст, Дон Кихот, Гамлет, Робинзон Крузо. Один из предста­ вителей ритуально-мифологической школы в литературоведении. Т. Д. Уиннер, в спе­ циальной статье препарировал даже твор­ чество Чехова. В частности, «Дуэль», «Кня­ гиню» и «Чайку» он свел к мифу о Нар­ циссе, «Душечку»— к «Амуру и Психее» .Апулея, «Черного монаха»— к Фаусту, Треплева из «Чайки»— к Гамлету, «Попры­ гунью»— к Анне Карениной. Не вдаваясь в подробности и тонкости подобных «префи- гураций», можно отметить, что при доста­ точно большом желании мифологические об­ разы и структуры — именно вследствие их универсальности — можно выделить практи­ чески в любом художественном тексте. Как уже говорилось выше, мифология послужила ' основой формирования соб­ ственно литературных жанров, но, как пра­ вило, уже не в «чистом виде» а в переос­ мысленной, фольклорной, форме. «Народ­ ная поэзия по типу сознания тяготеет к миру мифологии, однако, ка.к явление ис­ кусства,— примыкает к литературе,— отме­ чают авторы соответствующей статьи. ' К. М а р к с, Ф. Э н г е л ь с . Соч., 2-е изд., т. 12, с. 737. ■ ,