Сибирские огни, 1984, № 5

иенного горожанина . «полуинтеллигента» Ну, а заодно Виктор Петрович по всей' интеллигенции проехался, презло и ехид­ но, как это он умеет. Вот против этого я и возразил. Вообще-то у нас в свое время уже был , спор на эту тему, и я пьлтался поколебать Виктора Петровича в таком отношении к многоцветной и волнистой нашей «про­ слойке», к коей и сам принадлежу, доказы. вал, что все-таки главный его читатель — интеллигент- 6 января 1976 г. „.Лишь сегодня, шестого, очухавшись и отпихавшись, я просмотрел рукопись с твоими пометками и сказал себе «моло­ дец» за*то, что догадался отправить руко­ пись тебе, ведь одна неточность насчет геологического ин-та в Новосибирске в случае ругани этой вещи (а она, я думаю, не.минет), была бы этаким курьезом Й все остальное мне очень поможет и при- годится, хотя бы сведения насчет Графи­ тового поселка,на Курейке или уточнения географические и геологические. «Сон» я вероятно, сильно сокращу, и тогда «пунк’ тик» мой несколько уменьшится. «Пунк­ тик» этот. Женя, в мужике что заноза. Я ведь знаю о нем, а вот не могу сладить и все тут, хочу я побить морду интел­ лигенции, особенно по отдельности к на- стояшей-то внтеллигенции мужик’ всегда был почтителен и, главное, умел ее точно угадывать, а я какой интеллигент. Женя?! С прибавками «народный», «природный» это уже собирательное что-то, как совре­ менный дом, .он вроде бы. и дом, и живут в нем, а в то же время конструкция и ника­ кой не дом, похожий ликом на хозяина, хрустящий, кряхтящий, задумчивый к ста­ рости, весь из дышащего дерева... Спасибо тебе. Женя, за прочтение-то! Может, ты и привычен, а мне такую тол­ стую рукопись месяц читать. Накопилось вон полный их подоконник. Я тут еще с театром связался и много всяких других обязательств на себя навешал. Ну дурак, так что поделаешь! И мямля! Не умею от­ казывать. Был бы бабой, так всего бы ис­ пилили, одни опилки бы остались... За поздравления тоже спасибо! Гогу переведу в Томск. Ярлыки сыму с него. Все еще сделать не поздно, особен­ но для книги... Мне часто приходилось слышать или чи­ тать об отдельных произведениях, что вот-де появление их стало событием в литературной жизни, имя писателя у всех на устах и так далее. Вполне может быть, за всем не уследишь. Но вот что «Царь, рыба» приковала к себе всеобщее внима­ ние — это я могу свидетельствовать. Ус­ пех ее был ошеломляющ. До нее Виктор Астафьев был известный писатель, после нее стал знаменитым. Его гнев, его печаль, его любовь нашли созвучие в миллионах сердец, читатели отблагодарили его таким признанием, которого удостаиваются очень немногие. Счастье, когда эта заслуженная, . выстраданная слава приходит к писателю при жизни. Виктору Петровичу она не .вскруж.ила .голову, не добавила заносчи­ вости или чванства простецкой его на­ туре. Он выше этого, устойчивей. Из­ вестность и слава — награда Астафьеву за подвижнический изнуряющий труд. Знать, что тебя почитают и поддерживают сооте­ чественники, что тебе дано владеть их умами,— есть ли награда выше этой? Вспоминаю сейчас основные публикации Виктора Петровича за последние десять лет. «Ода русскому огороду», «Царь-рыба», заключительные главы «Последнего покло. на»... Какой мощный творческий взлет, ка­ кое высокое парение! Каждое из этих про­ изведений по отдельности может увеко­ вечить имя писателя, даже если бы он не создал более ничего ни до, ни после. Ког­ да же они идут подряд, эти произведения, одно за другим, следует уже говорить об уровне мастерства, о ярком расцвете само­ бытного таланта, набравшего полную силу. Как отдохновение от крупных вещей — «Затеей». Миниатюры, этюды, зарисовки. Та золотая пыль в мастерской ювелира, из которой он выковывает свою золотую ро­ зу. Малые по форме, но очень емкие *и зна­ чительные по мысли. Сочувственные, на­ смешливые, язвительные, иногда горькие... Те же чувства движут пером писателя, за что бы он ни брался, те же самые чувства!_ Влияние^ Астафьева на современный ли­ тературный процесс трудно переоценить, так же как трудно перечислить теперь его эпигонов — тот по «Последнему поклону» равняется и сочиняет свой вклад в обшир­ нейшую литературу о военном детстве, то­ му не дает покоя сумма идей, заключенных в «Царь-рыбе», тщатся, тщатся, но дотя­ нуться до Астафьева ни одному пока не удается. То же самое со стилем. Как редак- , тор могу привести много примеров тому, | как подражают Виктору Петровичу моло- ; дые авторы — в открытую, явственно, за- » имствуя его излюбленные словечки, спо­ собы построения фразы, тональность. Да что молодые, тут сам иной раз ловишь се­ бя на откровенно астафьевской инто­ нации... Между моим поколение.м и поколением Астафьева временной разрыв невелик — всего какие-то десять-пятнадцать лет, и чем старше м ы ' становимся, тем разрыв этот словно бы сокращается, уменьшает­ ся. Вот и мы уже входим в пору пятиде­ сятилетия, вот и нам, как и Виктору Пет­ ровичу в свое время, иногда кажется, что жизнь только начинается, а она, оказыва­ ется, уже проходит, дни, как окна проно­ сящегося поезда, мелькают все быстрей и быстрей, сколько там осталось еще, вон, глядишь, и последний вагон подкатывает! болтаясь в хвосте и полязь'ивая колесами на стыках... Много ли — десять лет? Миг вечности, если соотнести их с историей. Целая яшзнь, если вспомц^ть. что деся­ тилетие это вместило воййу. Старше на' целую войну! Старше на умные человечные книги, на степень таланта и меру высокой ответ­ ственности за все то, что выходит из-под пера. Рядом с Астафьевым стыдно плохо писать, баловаться сочинительством, ибо он всей своей работой явил нам пример совестливого отношения к творчеству. «В который-то раз,— пишет он в книге «Посох памяти»,— приходится повторять вслед за взыскательными писателями на