Сибирские огни, 1984, № 5

Дорогой Женя! Вот я уже и дома, и ремонт кончился, н уже работать начинал,. да взял и на Урале друг помер. Фронтовик бывший, главный редактор бывший областного изд- ва, хороший человек-то, честный. Еще на­ кануне звонил, говорил долго, ровно бы прощался... Сегодня его закопали в мать-сырую... Жена звонила моя. Она поехала на по­ хороны. Мне еще нельзя никуда. Опасно. Д аж е в станицу Вешенскую не смог по­ ехать и на КАМАЗ отказался, а ездить ^ туда большая мода... Был я в деревне 4 дня. Погода аховая, а все одно хорошо. Рябчика сдуру угробил, окуньков ‘половил, уху варили на берегу. Да, а сигов-то я так и не попробовал! Состряпала Августа пирог, затесалось мо­ их родичей полон дом, и пока я целоврлся да обнимался с из города поприехавшими и пока чувствам предавался, срубали пья­ ные рылы пирог-то. Я уж корочку ухватил. Д а ведь и срубали-то... все одно как кар­ тошку, без чувств и восторгав, мимоходом, мимолетом... «Рыба» моя так и не двигается, что-то все ей мешает «плыть», а это уже верный признак, значит, и в печать будет идти со скрипом и стоном. Ну да не привыкать!.. А братец, которого мы искали под Туру- ханском, объявился под Кызылом, в Саян­ ской ГРП. Прислал мне орехов. Собирает­ ся на Магадан или в Норильск. До меня доехать не может, терпенья не хватает. Еще в дороге до Красноярска пропивает­ ся. Вот бродяга!.. В ту пору одна из центральных газет в русле кампании «за чистоту русского язы­ ка» поместила статью писателя и журнали­ ста Н.— назову его так,— где содержался анализ астафьевского стиля, которым я тогда был особенно упоен, и довольно ед­ кая в его адрес критика. Н. я знал как человека умного, порядочного, знал его лично и Астафьев, тем более меня возму­ тила несправедливость нападок на моего кумира и менторский тон хулителя. И во­ обще, «наших бьют!» Я был задет до глу­ бины души. Посылая Виктору Петровичу фотографии, которые он заказывал, я под­ робно и горячо изложил в сопроводитель­ ном письме свое отношение к происшедше­ му. Вскоре пришел ответ. Вологда, 5.12.73. Дорогой Женя! Спасибо тебе, спасибо! Ничего связного написать не могу. В большом запале! Из «Царь-рыбы» выделилось пять глав (объемных, страниц на двести с лишним!), и вот, начиная с Гагры, где шел дождь, я начал молотить, а когда я молочу, то из­ молачиваюсь до мякины — ревил от на­ чала до конца на умильном фильме «Ма­ чеха» вместе с вологодскими бабами, да и это бы ничего, программу «Время» по те­ левизору смотрел,— н ачали ' Брежнев с Индирой Ганди документы подписывать, а я в слезу — мир вот, согласие, два вели- них шролг хорошие соседи, добра друг для дружки желают. Словом, уж на пре­ деле! А работы, хоть и конец виден, еще много. Главы получаются настолько значи­ тельными и отработанными, что всю книгу для следующего издания («исправленного и дополненного») придется подтягивать к хотя бы приблизительному уровню их. Я очень счастлив! Все эти статейки про­ шли мимо меня. Мне и читать-то их ладом некогда, и вообще все текущие дела запу­ стил ужасно, но, да простят меня молодые авторы, приславшие рукописи, и друзья, которым я не отвечаю на письма давно и даже с праздником не поздравил,— когда- то нужно поработать и на себя. Зря ты Н.-то! Ему и так навыдавали. Не думаю, чтоб это «промах» был, просто Н. работает в такой газете, многие сот­ рудники которой ради красного словца не пожалеют матери-отца. «Пароварно пых­ тит» и в самом деле худо и незащитимо, а вот «оружейный огонь» я никогда не на­ пишу — это издательская накладка, я ее все время правлю в верстке, а она остает­ ся,— Н. знает, что я так не напишу, а подъелдыкивает, вот это уже нехорошо, знает он и о том, как малоквалифициро­ ванны сейчас корректоры, как по-дурному и неряшливо относятся к рукописям в из­ дательствах, и нам, периферийщикам, пере­ стали слать гранки, и присылают лишь верстки с непременной припиской; «Скорее! Не задерживай! Правь как можно мень­ ше!»,.. Книги выходят — моя «Излучина» в «Современнике» и Белова «Холмы» в т а ­ ком виде, что мы оба за голову схватились, а я и читать не стал, столь много там «накладок» и просто ошибок. Н. ведь зна­ ет, как коварно слово,— однажды в слове «спал» у меня проскочила в середине бук­ ва «р» — так неужто нарочно это? Ну и об остальном можно спорить, но при всем при том я восхищаюсь тютчевскими: «...и лучезарны вечера» за то, что именно «лу­ чезарны» они, а не лучезарн^. 1 е, поэт за­ дохнулся от восторга, поэт не сказал, а выдохнул, и получилось вечно, прекрасно, а 90 процентов нынешних, шибко грамот­ ных поэтов подставили бы букву «е» и убили бы чувство в слове, а значит и са­ мое поэзию во плоти закололи бы тупым ножом убогой грамотности, нахватанной, впитанной крепкой головой, но не пропу­ щенной через сердце. Не страшат меня и «берез обглоданные кости», и «страна бе­ резового ситца», и опять же тютчевсь^ое «страшись поэтовой любви», а «златоче­ шуйчатые струи» Баратынского морозом восторга по мне пробегают,.. Вот видишь, разбежался, поговорил с тобой у костерка на Нижней Тунгуске! Хо­ рошо, что мало мы там говорили. Я там столько «вымолчал», что сейчас разгреба­ юсь в «материале», роюсь, как в утильсы­ рье, выбирая блескучие вещи, нечаянно оброненные природой и людьми,— и хоро­ шо (для работы!), что так все было, после всякого паскудства прекрасное видится ярче, добро чувствуется и вспоминается глубже, что ты и увидишь в моих новых главах, если они обнародуются,— главы тяжелые, в смысле «проходимости» слож­ ные. Д а бог с ними, об этом сейчас неког­ да думать. На душе усталость и праздник! К январю, в январе, точнее, думаю ру-