Сибирские огни, 1984, № 5

в повести,— сильньлй человек ни с того, вроде бы, ни с сего начинал зарываться в молчание, как ящерица, в песок, становил­ ся одиноким среди людей,. И однажды с обезоруживающей уверенностью объявлял: «А меня скоро убьют». Иной даж е и срок определял себе — «сегодня или завтра». И никогда, почти никогда, фронтовики не ошибались...» Было бы вульгаризацией считать; что В. Астафьев полагает, будто такое может коснуться каждого фронтовика. И судь­ бой Бориса Костяева художник вовсе не пытается утверждать некую безысход- ■ ность. Напротив, он подчеркивает здесь ту великую цену, какую заплатил советский народ, одержав невиданную Победу. Он рассказал историю «мужающей на войне души». Историю с трагическим финалом, но честную и оптимистическую в сути своей. «— 'Почему ты лежишь один посреди России? Больше она ничего не спрашивала. Думала. Вспоминала. Рядом с ее лицом качалась, шелестела сухая, немощная травинка. Все бурш ми­ ра, все буйство земли вобрала она в себя, утишила их собою, боязно храня в блед­ ной" луковке коьрешка, стиснутого землею, надежды на пробуждение свое и наше». ...В победном сорок пятом пришел Вик­ тор Астафьев с войны. Но годы не стер­ ли память о великом испытании, о ф,рои- товом братстве. Тема войны остается одной из центральных для писателя-фрон- товика. Он посвятил ей немало произведе­ ний различных жанров — от короткой за ­ рисовки до повести «Пастух и пастушка», пронизанной эпической глубиной, сложны­ ми философскими раздумьями. Самое цен­ ное в этом художественном исследовании минувшей войны то, что писатель показал военную страду в разньях аспектах. Здесь и тяжелый труд, и героизм ратного под­ вига, и становление характера бойца, и любовь на войне, и, наконец, незаживаю­ щие меты войны... В этой объемной, многогранной картине, минувших грозовых лет доминируют свя­ тые чувства преклонения перед величием натпего народа, стре.мление писателя бу­ дить память сердца. Ради того, чтобы се­ годня и завтра наш современник жил мирным, ясным днем. Евгений Городецкий С ПЕЧАЛЬЮ, ГНЕВОМ И ЛЮБОВЬЮ Не помню точно — году, кажется, в шестьдесят седьмом — получил я по подписке очередной номер «Нового мира». Перелистал, прежде чем читать вое под­ ряд, и вижу незнакомое имя: Виктор Астафьев. «Ясным ли днем». Рассказ. Внимание мое привлекло посвящение: «Памяти великого русского певца Алек­ сандра Пирогова». Раз Пирогов, думаю, значит, про пение, это интересно- И стал читать. И первый же абзац, первая музыкаль­ ная полуфраза ' «И в городе падал лист» вызвала ответное звучание струн души, и лад этот до самого конца повествования ни разу не омрачился сбоем, фальшивой нотой. И детали, предельно точные, одна дру­ гой выразительней: тополиный лист «ле­ жал кругами возле деревьев, серея шер­ шавой изнанкой»; врачебный кабинет, на­ поминающий «скудный базаришко, потому как вешалка была на пять -крючков и ее заняли врачи, а пациенты складывали одежду на стулья и на пол»; пришедший на медосмотр инвалид Сергей Митрофа- нович попрыгал к своим вещам на стуле, ' и «пустая кальсонина болталась, стегая тесемками по стульям и выношенной ков­ ровой дорожке...» Со щедростью болЫного таланта незнакомый мне автор дарил чи­ тателю новые и новые подробности, яр­ кие и многоцветные, как букетики осенних . листьев. А сколько героев населяло этот не та­ кой уж большой по объему и традицион­ ный по. форме рассказ; стриженые ребя­ та-призывники, провожающие их девчон­ ки, жена Сергея Митрофановича Паня, Панина мать... И в каждом свой ха.рактер, биография, даже судьба каждого угады­ вается за рамками рассказа в обозримом будущем. Налицо были все приметы на­ стоящей большой прозы. Ну и, конечно, главный герой Сергей Митрофанович — инвалид с культей вместо ноги, русский . солдат, руссшй человек. Вот что писал Астафьев о своем герое; «В голосе его, без пьяной мужицкой дикости, но и б^з вышколенной лощености, угадывался весь