Сибирские огни, 1984, № 5

путь. Дьявол съешь его с потрохами, это «куды». Плюнуть растереть... Проворно одевшись в свои доспехи, Савушкин оседлал мерина, торый по давней неистребимой привычке все норовил ухватить хозяина за руку желтыми, истертыми зубами. у , . — Околевать тебе скоро, а ты все взыгрываешь!— ругнулся лри- санф Мефодьевич, замахиваясь на Солового кулаком^ для острастки. С пенька, потому как был низкорослый и грузный, Савушкин за­ брался в седло и бодро сказал собаке: — Пошли, Шарко! Да смотри у меня... Широколобая, палевого окраса, грудастая крупная лайка с посе-, девшим от времени загривком побежала привычно впереди лошади, держа хвост кренделем. „ „ Шарко было уже восемь лет, и он подходил к закату своей полезной собачьей жизни. Замечалось хозяином, что пес стал уставать, часто ложился, поскуливая и облизывая подушки на лапах, и вообще в нем появлялась старческая леность, желание забиться в тепло и дремать. Хрисанф Мефодьевич подумывал его на тот год заменить. •’ Кличку Шарко дали собаке дети Савушкина — дочь Галя и сыновья Александр, Михаил, Николай. Как сговорились тогда, что Шарик-— это не годится (у всех по Кудрину сплошь Шарики, Бобики, Белки), а вот Шарко ни у кого нет. Дети у Хрисанфа Мефодьевича .уж е были большие. Михаил учил­ ся в техникуме, Александр в институте, на охотоведа, Николай заканчи­ вал строительный вуз, дочка Галина немного учительствовала после педагогического училища, а потом нашла другую работу себе. Отец спорить с детьми из-за такой странной клички собаки не стал. Д а и жена, Марья, взяла их сторону, как это обычно бывало. Хрисанф Мефодьевич хоть и имел свой взгляд на порядок вешей, но жене не всегда перечил. Шарко так Шарко, какая ему, в конце концов, разница. Была бы собака путная, а там хоть как ее назови... Неторопливо, кидая копытами Снег, идет Соловый. Хрисанф Ме­ фодьевич не гонит его, не покрикивает, не бьет стременами в бока. Впе­ реди день, да еще темноты прихва'гишь часа два-три на обратном пути. Оно и выйдет верст тридцать с гаком. А снежище-то! Едва не по брюхо лошади. Шарко по заносам «плывет», купается, язык вывалил. Тяжело... Поля кончились — раскорчевки тридцатых годов. Понадрывались тут люди, вспомнить, и то берет оторопь. Все поднимали на лом да на слегу, вагой подхватывали под надсадный кряк. Он тогда малым был, на лесоповале и раскорчевках ему еще невмоготу было, но сучья рубил и жег их вместе со смолевыми пнями. Зато уж отцу его, покойнику, ра­ бота досталась адова, на ней он и надорвал силы... ' Свернули влево, в тайгу, и часа два шли вдоль речки, а потом, та^ кую петлястую, переходили ее по мелким местам раз пять. Молодой лед трещал. Соловый прядал ушами,, припадал на Аадние ноги. Тогда приходилось слезать и вести его в поводу. Неожиданно, как и бывает на охоте, подсекли свежий лосиный след: матерый бык-одиночка мер­ ным шагом шел к северу. — Шарко... Савушкин почмокал губами, как это он делал всегда, приглашая е в б а ^ к работе. Пес оживился, потыкался носом в глубокие наступы, попетлял, «почелночил» и... побежал совсем не туда, куда ушел лось, а в обратную сторону, то есть, по выражению охотников, «взял пятной след». Когда Хрисанф Мефодьевич понял все. происшедшее, его охватила дрожь, у него от расстройства зазвенело в ушах, и сердце застучало часто.’ Острый глаз заблестел, будто расплавленный сургуч. Этого ■ только ему не хватало! И он закричал: — Ты что, Шарко, очумел?! Взадпятки ты еще у меня не рыскал. Сглазили, на'кудычили! Ну, Румянцев, шельмец! Икалось бы тебе с утра и ДО'вечера!.. ' - г .