Сибирские огни, 1984, № 5

этого «куда», когда он отправлялся на промысел. На него это действо­ вало, точно удар кнутом. Застигнутый «страшным» словом врасплох, охотник смахивал с себя шапку, бил ею оземь и выкрикивал злым, сор­ ванным голосом: — «Куда! Куда!» Закудычили, язви вас! К черту катитесь — вопрошатели! После такого тычка в спину Хрисанфа Мефодьевича можно было не уговаривать. Он снимал лыжи, если на лыжах стоял, расседлывал своего Солового, если намеривался в седло сесть. Убиралось ружье, вешался на гвоздь патронташ, и задуманное, желанное откладывалось до другого раза. Так бывало всегда, сколько помнит себя Савушкин, добравший без мала уже до шестого десятка. А вчера он впервые в жизни поступил вопреки укоренившейся в нем привычке... К нему чуть свет заехали в зимовье директор Кудринского совхоза Николай Савельевич Румянцев, по натуре большой весельчак и ловкий ' просмешник. Близ зимовья Хрисанфа Мефодьевича пролегла дорога, проторенная вездеходами буровиков, геологов, сейсмиков. Румянцев направлялся по этой дороге в Тигровку, самое дальнее отделение хо­ зяйства (целых семьдесят верст от центральной усадьбы), добрался до избушки Савушкина, которого знал хорошо и давно, и надумал попить у него чаю со своим шофером Рудольфом Освальдычем Теусом. Ясное дело, Хрисанф Мефодьевич, любивший встречать гостей, всполошился, сбегал на речку Чузик, что протекала рядом, поднял из-подо льда мор- душу, вытряхнул из нее с дюжину ершей, двух крупных щук и подъяз­ ка, быстро спроворил уху, накипятил чаю и от души угостил заезжих. Разговор за столом шел бойкий, веселый. Румянцев расспрашивал об охоте, посетовал заодно с Хрисанфом Мефодьевичем, что так неожидан­ но, вдруг, выпало много снегу и собаке трудно по таким сугробинам гнать зверя, полюбопытствовал, не нужна ли охотнику помощь, а потом, сотворив на своем узком лице хитренькую усмешку и посверкивая гла­ зами, спросил: — Ты сегодня куда востришь лыжи, Хрисанф Мефодьевич? Ну и все! Опрокинулось вверх дном застолье, сбился, как выплес­ нулся, веселый настрой. Нижняя губа у Савушкина оттопырилась, лоб наморщился и осыпался потом, левый глаз (правый был поврежден) гневно забегал по сторонам, словно ища, за что бы ухватиться, за ка­ кой увесистый предмет. Хрисанф Мефодьевич горячился, клокотал, как крутой кипяток, но быстро остыл, что тоже было чертою его характера. Отходчивость Савущкина была всем хорошо известна, но особенно его жене Марье... Румянцев еще продолжал смеяться, а Теус, крупный, широкий мужчина из обрусевших эстонцев, помалкивал да с укором по­ глядывал на директора. Дернула же его нелегкая подшутить над Хри­ санфом Мефодьевичем] Пропала у человека охота — весь день теперь просидит в зимовье... Нежданные гости уехали, а Савушкин стал думать, за что бы взять­ ся, чтобы не терять время даром. Но стоявшее в углу ружье и нетер­ пеливое повизгивание собаки, верного его друга Шарко, до нытья в сердце звали Хрисанфа Мефодьевича в тайгу. Ведь такой был настрой со вчерашнего дня! Ночью не спал, ворочался, представлял себе, как пойдет завтра вниз по Чузику, заберется в самый дальний край угодий, проверит, есть ли следы норки и соболя, да заодно и лосей разведает: скоро за мясом прикатят буровики, но пока они много не возьмут — не все лицензии еще использованы. Савушкин вспомнил свою прежнюю жизнь колхозника и подумал, что охотник-промысловик, в отличие от землепашца, существует по иному порядку, как бы вопреки известной поговорке о лете-припасихе и зиме-подберихе. У охотника весь навар выпадает на зиму: и мясо диких копытных, и боровая дичь, и пушнина. А коли так, сказал себе Хрисанф Мефодьевич, нечего прохлаждаться — седлай Солового, кидай за спину ружье, нр-иторачивай сумку и в добрый и