Сибирские огни, 1984, № 4
Коровина.— Доронин играл журналиста Панина, совсем штатского человека, и Дикий, чтобы подчеркнуть это, предложил артисту, уходя после первой сцены, пере кинуть шинель через руку, как плащ. Ни колай Сергеевич Плотников даж е старался избегать этих показов: после Дикого то, что повторяли за ним артисты, смотреть было невозможно». Он ценил в актерах профессионализм, считал, что режиссер должен только «под брасывать краски», а уже артист обязан вынести на сцену «взрывчатку». Нина Павловна Русинова, игравшая мать Са фонова, случайно подсмотрела на улице походку одной женщины и «принесла» ее на репетицию. Дикий принял это немедлен но. Рядом с такими мастерами совсем не просто было играть молодым, той же Ко ровиной, но их поддерживали советами Мансурова, Горюнов, Захава. Однако поблажек не давали, расхлябанности не прощали, и здесь не спасали ни ссылки на войну, ни другие отговорки. Как-то пришла одна из молодых актрис на репе тицию неаккуратно причесанная и сразу услышала: «Пойдите и приведите себя в порядок». ...Свесившись с балкона Летнего театра, я старался не пропустить ни одного слова, ни одного движения героев. Это было од но из первых и самых ярких моих теат ральных впечатлений. И, когда Глоба-Го рюнов шел на смерть, я чувствовал, как напрягался зал, как замирало его боль шое сердце. И теперь, через много лет оглядываясь на то время, думаю: театр показал тогда действительно вахтангов ский спектакль — искренний, страстный, призывный. 11 Лето разбросало вахтанговцев по горо дам и весям огромной, раскинувшейся тогда от казахских степей до Северного Ледовитого океана Омской области. Выез жали и за ее пределы. Но поездки обычно были недолгими. В Омске ждал театр, ждал новый спектакль Николая Охлопкова — «Сирано де Берже рак». Он трудно переживал войну, много и мучительно думал о ней и решился, навер ное, на столь неожиданную в сорок вто ром году постановку прежде всего потому, что хотел ярким, полным задора и весе лья спектаклем помочь людям, которым было так же тяжело, как ему. Пьеса Роста на, более чем любая другая, по его мнению, подходила для этого. Охлопков ссылался на Горького; она «возбуждает кровь, как шампанское вино, она вся искрится жиз нью, опьяняет жаждой жизни». Жизнь против смерти — вот первая мысль режиссера. Другая; герой Ростана ни при каких обстоятельствах не склонял головы перед врагами, всегда был смелее и умнее их. «Сирано никогда бы не сдал Парижа! — писал Охлопков в «Омской правде» от 8 июля 1942 года.— Он как бы кричит через века; «Деритесь! Дери тесь крепко и страстно за честь своей Ро дины, деритесь за восстановление попран ного фашистской мразью человеческого достоинства, деритесь — хотя бы на каж до го из вас напало сто убийц!» Выпуск охлопковского спектакля был сопряжен с большими трудностями, кое- кому казалось даже, что стремиться к такой постановке, когда враг рвется к Волге и все напряжено до предела,— не позволительная роскошь. Но так думали не все, постоянную помощь оказывали те атру областные и городские организации. Без этого вряд ли удалось бы сделать и значительно более скромную постановку. Каждый лист фанеры, каждый метр ткани были на счету. Чтобы обеспечить свое временный выход «Сирано де Бержерака» и спектакля Омского драматического теат ра «Давным-давно», облисполком принял специальное постановление: «...Ввиду важности работы по выпуску спектаклей «Давным-давно» и «Сирано де Бержерак» и юбилейных постановок обя зать управление электросетями (тов. Гру шин) обеспечить бесперебойное снабжение электроэнергией помещения облдрамтеатра круглосуточно. ...Ввиду того, что автома шина облдрамтеатра мобилизована для вывозки хлеба, обязать горисполком при крепить на сентябрь к облдрамтеатру 4 подводы для подвозки топлива». Было также точно расписано: выделить 250 метров белой мануфактуры, фанеры — 300 листов, оконного стекла — 3 ящика, 5 кубометров пиломатериалов, изготовить 30 костюмов униформы. Репетиции «Сира но» часто шли при свете самодельных светильников, изготовленных вахтангов ским умельцем Л. П. Бунчиком, братом известного певца Владимира Бунчикова. В консервной банке он проделывал не сколько отверстий, вставлял фитили, и эта немудреная конструкция давала свет. Почти все вахтанговцы дома пользовались такими самоделками, называли их «бунчи- ками». «Нет ли масла для «бунчика»?» — нередко можно было услышать в театре. Один чудом сохранившийся светильник М. Д. Синельникова передала потом в Бахрушинский театральный музей. И все же 17 октября «Сирано» вышел на вахтанговскую сцену. Первые впечат ления — самые непосредственные, вот что писал в омской газете Б. Леонов: «Спек такль подобен большой реке в весеннее половодье. Любуешься широким разливом воды, смотришь в голубые дали и не ви дишь плывущих щепок*. Другие рецензенты, однако, заметили их. Можно определенно сказать; ни один спектакль тогда не вызывал таких споров, таких категоричных суждений. Особенно жесткой критике подверглось оформление его — огромные, чуть ли не во всю высоту сцены шести-, восьмиметровые объемные фигуры, сделанные по настоянию Охлоп кова Вадимом Рындиным. Это было впечатляющее зрелище. В первом акте — стоящие по бокам сцены Арлекин и Коломбина. Их алые плащи — занавес. Там, в глубине,— Бургундский отель. Во втором акте кабачок Рагно, будто обнимая, держала исполинская фигура обжоры, этакого Гулливера-Гаргантюа. Он
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2