Сибирские огни, 1984, № 4

с ; П Р » Париже», ео, з р . г г = / = т ^ Г и Г ; ; “ " “ - Рассеянные, сохраненные в частных собоаниях пяботр., 1 С 4 п Г г Т р а Т о д н Г т о л ь™ были представлены в '" к т г о -а л !Г о Г е ™лько мысль, что мы могли бы и не знать и не узнать об этом само­ бытнейшем худож н ике,-уж асающ а! Встреча с н и м -с ч а с т ь е , она потрясает не : : ; : : н Г м а : т ^ ^ ”ь .^ " ^ ^ ’ ^ ^ Пнросма„„щзил„. Потрясает при всей „есхож ^ти эти”: ж и в о п ^ и Т н ; Т и Т "" напоминают японскую живопись. Но. видимо, никаких выводов из этого делать не стоит. Как, впрочем не к о Г ' и Т Г Г ' ' " " ' ' К. А. Панкова с живописью первобытных охот’ни - КОВ — иоо это бесспорно и очевидно. непрофессионала всегда интересует нечто большее, чем только формальная сторона творчества. Он, и яркий пример тому любая работа К А Пан­ кова. стремится к раскрытию нераскрытых и неизвестных или забытих проявлений человеческой сущности. И любые изобразительные средства и приемы, а равно и его искренняя непосредственность при этом являются лишь внешними признаками глу­ бины самовыражения, несознаваемого им самим. Действительно, традиции, которые глубинно обусловили динамику, жизнера- достно^ь, верность натуре, философию согласия человека и зверя в творческом мире анкова. эти традиции уходят своими корнями в далекие палеолитические времена, во времена возникновения и расцвета изобразительного искусства охотников. Чтобы вьгявить своеобразие К. А. Панкова внутри чрезвычайно своеобразного народного изобразительного творчества коренных обитателей Сибири, Севера Азии вспомним, что всю историю мирового искусства пронизывает линия взаимодействия и противостояния двух эстетик, двух пониманий прекрасного, двух мироощущений - охотничьего и земледельческого. Если мир охотников являет нам с первых пещер­ ных образцов - яркое, жизнелюбивое, наивно-реалистическое искусство - непревзой­ денные образцы, галерею зверей, от мамонта до прирученной собаки, то «с появлени­ ем земледелия, с развитием оседлости, как по мановению магической палочки злого волшебника, исчезает былая динамика, нет уже более живых, насыщенных движени­ ем и психологически характерных образов зверей. Уже в азильских отложення.х французских пещер распространяются загадочные гальки с условными схематически­ ми изображениями, лишь отдаленно напоминающие исходные прототипы,— искажен­ ные, схематизированные фигуры людей, животных, а также космические символы,..»'. Оседлость. Земледелие. Комплекс новых идей. Новая картина мира. Новое на­ полнение старых охотничьих культов — солнца, земли, воды — все это вылилось в принципиально новое понимание человеком своего места в природе, новый смысл взаимоотношения с нею. Вселенная — мамонт, лось, олень, страдающая на благо людей, постепенно, через очеловечивание ее, превратилась в сознании земледельца в человеко-божество,’ страдающее и умирающее. Появилась дисгармония, неразрешимое противоречие в отношениях человека с природой в себе и вне себя. Далее это оформилось в противо­ поставление духовного и физического, в разрушение внутренней гармонии человека. Духовное было обожествлено, а природное, родовое низведено до низменного, греш­ ного. Человек из равного среди равных в мире природы постепенно превратился в ее безраздельного царя, самодержца, с титулом — «венец творения». Анималистическое искусство охотников, там где охота полностью заменилась земледелием, стало обретать новые формы — схематизировалось, уходило в орнамен­ тику, абстракцию. И естественно, там, где в силу природных условий главное место продолжала занимать охота, или же охота вписывалась в новую хозяйственную картину, развитие искусства шло по пути взаимопроникновения охотничьего реализма и земледельческой символической орнаментики. «Гак было и в Сибири,— писал А. П. Окладников,— неолитическое искусство обитателей лесных областей Западной Сибири и Среднего Енисея, как и искусство их восточных, прибайкальских соседей, по всем своим существенным чертам пред- • А. п. О к л а д н и к о в . Ликя древнего Амура. Новосибирск,- Наука, 196В.