Сибирские огни, 1984, № 4

Рисуя иней, Константин Панков как бы реализует ставшеее обыденным сравне­ ние «серебряный иней». Он силою своего дара заставляет жить и звенеть это серебро. И оно живет — то возникает как легкая дымка, то свеггится трепетно, осторожно темнеет, то становится голубее и источает свет полный, но приглушенный, то оттеня­ ется охрой кустарников, и наконец вдали у самых гор мы видим черные полосы леса и понимаем, что это тоже серебро — черненое серебро... Горы играют... Их очертания, размытые морозным воздухом, сливаются с небесами. «Я иду, и горы тоже словно идут...» И правда, горы идут, плавными волнами они безмолвно катятся вдали, следуя за каждым шагом охотника в алой малице. Это непередаваемое по красоте ощущение рождают и полосы черного леса, взбирающиеся на северные склоны гор, и то, что те горы, которые миновал охотник, уже едва проступают из светлой дымки, а те, которые впереди по ходу его движе­ ния — очерчены более четко и увидены более подробно и внимательно. Пройденная река всегда менее широка, чем та, которую предстоит пройти... Ощущение —«горы играют»— рождает общая игра волнообразного света, исто­ чаемого разным по звуку серебром инея... Горы играют... Наиболее сложна, многозначна написанная маслом картина «Волны». Плывут светящиеся зеленоватые волны над островком, внезапно возникая среди покоя и теряясь так же внезапно. Мир как бы замер в долгом мгновении покоя, внутренне прислушиваясь к музыке, к мелодии (Панков повторял, показывая на ост­ ровок с волнами: «Музыка. Ну как бы песня или какой-нибудь мотив...»), мир растворен покоем песни предвечернего света. И даж е дальние горы — застывшими и плавными линиями вторят странным волнам — живым, текущим, звучащим над островком... Пересказывать картины Константина Панкова не менее трудно и неблагодарно, чем пересказывать лирические стихи. Кроме всего прочего, это объясняется еще и те!и, что поверхностный сюжет его творений всегда предельно прост, немногословен, а изображенный и.м быт чрезвычайно скуп, хотя всегда естествен и достоверен. Д ля Константина Панкова важно ощущение момента жизни, который он воссоздает на своих картинах в движении цвета, распределении света, композиционном расположе­ нии фигур и предметов, деревьев и зверей. Что касается холста «Волны», то, глядя на него, я чувствую, что художник ри­ совал здесь счастье, именно то чувство .покоя, чувство особой душевной наполнен­ ности, ощущение вечной гармонии мира, справедливости, сознание того, что человек, как часть природы — бессмертен; именно это чувство, этот редкий и желанный миг, который именуется счастьем. Но Константин Панков решил и еще одну сложную задачу. Картина «Волны» не фиксирует только момент счастья. Она говорит о том, как, из чего складывается счастье; она очень осторожно и все же пронзительно говорит о беззащитности человека... Три неразрывно связанные, переплетенные части полотна: левая — горы, жилища, деревья, олени, рыбаки с сетью — это жизнь, труд; цен­ тральная — поющие волны, музыка; правая — мертвенный, бестравный берег со скелетообразными елями, безлюдный, пустой. И если везде у Константина Панкова деревья величественные, огромные, эпически гиперболизированные, то тут, на правом берегу, они ничтожно малы. Человек оживает в природе, природа оживает в человеке и с человеком — и так бывает счастье. Оно призвано возродить и поднять увядшее, помочь слабому, вос­ кресить землю и людей. Это так, но возможно ли это?— как бы говорит, поет по­ лотно Константина Панкова. К. А. Панков, сын мансийки и ненца, родился в 1910 году на Севере, в поселке Саранпауль Березовского района. Большую часть своей недолгой жизни провел в родных местах - охотился, ловил рыбу. А в тридцатых годах начал заниматься в художественной мастерской при Институте народов Севера в Ленинграде. В 1937 году