Сибирские огни, 1984, № 4

своего ремесленного мастерства убедить нас в том, в чем сам он не убежден, поиу- дить любить то, что сам он не любит, и почитать то, что самому ему кажется урод­ ливым. Картины самодеятельных мастеров никак не воспринимаются знаками раз­ рыва творческой личности с ее произведениями, когда человек изображает мир не таким, каким видит его в действительности, на самом деле, но таким, каким он, художник, должен, обязан его видеть. Подлинное искусство — такая область, где невозможно говорить чужими сло­ вами и думать чужими мыслями, где ценность произведения равна тому, насколько в нем отражен индивидуальный опыт, чувства и мысли определенной личности,— это исходное, а далее все дело в таланте, в даре, в призвании. Невозможно жить, не родившись; невозможно летать, не отрываясь от земли; невозможно считаться матерью, не родив ребенка; так невозможно быть творцом, строя свои произведения на базе только внушенного, требуемого, если это вну- шаемое и требуемое не слито до неразделимости с личным, индивидуальным... Сложность сегодняшнего дня сибирской культуры на фоне бурного хозяй­ ственного ее развития — это еще и еще раз побуждает нас обращаться к феноменам народного искусства, к произведениям сибирских любителей. Я понимаю, насколько условен термин «любительство». Ведь не можем же мы отказать каждому профес­ сиональному живописцу в том, что он любит свое дело, как не можем и признать то, что всякий профессионал сделал эту любовь — профессией. «Профессиональная любовь» к любви настоящей имеет весьма и весьма побочное и узкое отношение, ли­ шена духовного содержания, сведена только к одной из форм отношений. Относительность термина «любительство» не может не почувствовать каждый, кто увидит работы И. Е. Селиванова — печника из Кемеровской области, его авто­ портрет,— пластикой своей напоминающий богородскую резьбу по дереву, а колори­ том — икону сибирского, колыванского письма. Характер здесь показан сильный, сформированный трудом. Тут хотелось написать «физическим, ручным трудом», но разве труд того же печника — только физический? Разве не связан он с полным — именно духовным, особым отношением к печи в старом крестьянском жилище? Рус­ ская печь — это не только сложное сооружение, но это еще и сложный мир отноше­ ний — со своей символикой, с поверьями, с особенной этикой почитания огня, вза­ имоотношений с домашними духами, обитающими в припечных закутках. Не потому ли и творец печей на автопортрете И. Е. Селиванова воспринимается как фольклор­ ный, эпический герой — сродни врубелевскому Пану! И не только ему, а еще и, как это ни странно, общеизвестному портрету Емельяна Пугачева в тулупчике, а осо­ бенно тому его варианту, который хранится в Вологодском музее и на котором бунтарь написан поверх парадного портрета императрицы. Взгляд из среды, из мира, перебарывание, пробивание искаженной среды и искалченного мира. Автопортрет И. Е. Селиванова момент правдивого взгляда на себя и на мир. Хотелось побыть наедине с работами Игоря Власова. Пришел за час до начала очередного дня выставки его скульптур. Служитель­ ница великодушно вошла в положение — все же человек специально ехал из самого Новосибирска!— и я ступил в зал. Все его тихое пространство было освещено только предобеденным осенним солнышком. Свет то нарастал, падая в широкие окна, умно­ ж аясь в золотой листве берез, то поникал и рассеивался. И тень летящего облака проскальзывала по залу, и все в нем менялось — прекрасные светлые женские лики, очнувшись от солнечной задумчивости, ста­ новились чуть печальными, легкая тревога, иная дума читалась в их чертах. Может быть, в тени летящего облака они сильнее вспоминали и сильнее тосковали о своем доме, о своих домах, которые покинули, чтобы собраться в этом зале? Холодок осенней тени трогал мужичков, дотоле уютно дремавших в воздухе. Они приоткрывали глаза и удивленно глядели вниз, точно говорили друг другу: «Гляди-ка, куда нас ноне занесло!» Тень летящего облака наплывала на людей, ко­ торых скульптор запечатлел глядящими из окон своих домов. Люди оставались спокойными, приветливыми — все же с ними их дом — разве что теперь они внима­ тельнее смотрели из окон — вдруг дождь, а кто-то рядом без крыши... Зверушки настораживались, ког плотнее умащивался в траве и цветах, птицы