Сибирские огни, 1984, № 4

Всю землю он сдвинул в то озеро, я „ м образовался остров. Как сосенки росли, так там и растут на оэере, на острове. сосенки Потом я ушел в другое место... Мамонт может заглотить целый пароход, ханты говорят, старики. Они негра- мотные, я в это не верю. Но лодку перевернуть мамонт может_ В Ларьякском районе сейчас еще есть мамонты. Небесный стрелок. Следы мамонта равно распространены во времени и в пространстве. Неодно­ кратно они приводили меня за Урал. Именно там я однажды набрел на красочное описание охоты с использованием ловчей ямы: «Золотые березы осени венчают холм. Осины. Ели. Толпы старцев и малые вну­ ки стоят, подымая руки к небу. Бивни желтые, исчерченные трещинами, эти камен- ные молнии, взвились кверху. Как меткая смерть, носится хобот в облаках пыли. В маленьких очах с волосатыми ресницами высокомерие. Художник в дикой, вольно наброшенной шкуре вырезает на кости видимое и сурово морщит лов. Камнв засыпают ловчую яму, где двигается только один хобот и глаза...» Это описание из «сверхповести» «Дети Выдры» Велимира Хлебникова, из первой ее главы — «Паруса». Нечто подобное изобразил древний художник на стене одной из французских пещер — фонт де Гом. Здесь мохнатый гигант понуро стоит в яме, куда он зава­ лился, проломив жерди перекрытия, теперь воткнувшиеся ему в бока рваными концами... Однако в Приамурье, где происходит действие, описанное В. Хлебниковым, вероятность устройства ловчих ям для охоты на мамонта может вызвать сомнение. Д а и не только в Приамурье, но и на Русской равнине, я в Сибири. В этих прост, ранствах в те далекие годы земля успевала за лето оттаивать на метр-полтора, а копать ее глубже, долбить теми же ребрами мамонта или лопатками бизона было вряд ли возможно. Зверей, скорее всего, гнали криками и факелами к обрывам. Или, поджигая степь, понуждали их сбиваться на непрочном весеннем льду, тут и гибли они не единицами, и не только на дне увалов и пропастей, но и на совершенно ровном месте. На равнине — кладбище мамонтов в Пшедмостье (Чехословакия), на равнине, в Барабинской степи, гладкой как сковородка, находится «Волчья Грива» (Ново­ сибирская область, РСФСР). И чешское, и сибирское кладбища составлены из тысячи мамонтов каждое... Описание охоты в «Детях Выдры» завершается ремаркой «Занавес», а за ней следует четверостишие,— как бы переложенный в слова рисунок древнего художни- ка-очевидца, того, который «вырезйл видимое»: Твою шкуру секли ливни, Ты знал ревы грозы и писки мышей. Но как раньше сверкают согнутые бивни Ниже упавших на землю ушей. Остановившись перед «наскальным» четверостишием о мамонте, я не мог не полюбопытствовать — что же рядом с этим зверем и что за народ на него охотится? Оказалось, рядом описание другой охоты — копьем сбиваются с неба два солнца. А охотники — орочи ‘. Я начал искать орочей в дебрях хлебниковского творчества. Постепенно стало ясно, что орочи не случайно попали в поле зрения поэта, поскольку не толь­ ко «Дети Выдры», некоторые стихи и прозаические этюды связаны с орочами, но сам факт их КУ.ЯЬТУРЫ, их мифы и фольклор, оказалось, вошли как материал ' О р о ч в (самоназв.— нани), народ на Ю. Хабаровского, края. Ь т. ч. (19Г0). Яэ. орочскиЯ. О р о ч е к и й « з ы к относится к тунгусо-маньчжурским языкам. БесписьмевныЯ. («Энцикло- сидический словарь»).