Сибирские огни, 1984, № 4

Старый мир — Мамонт, воскресший от небывалых потрясени человеческого космоса, только ужасен, только пугают. Он страшен своей ненужностью новому вре­ мени. И люди бегут от него, загоняя оленей, пускаются в дальний путь. тут еще раз хочется подчеркнуть созвучие «Рассказа о мамонте» поэтическому свету идеи^А. Коп- телова «Великое кочевье»— широкой картине кочевья алтайского народа к новой жизни, отторжения алтайским народом старой веры — этого «мохнатого призрака древних поколений». Но и в те же годы «великого кочевья» рождалось новое отношение к живой части здорового наследия прошлого — к устному народному творчеству, в частности к бытовой, остро и определенно социальной сказке, как самому последнему, самому современно звучащему переплаву эпических, мифологических воззрений народа. Это служило утверждению необманных, глубоко демократических основ новой культуры, культуры трудящегося народа. И по мере становления и развития эта новая культура осваивала и включала в художественный обиход все более широкие пласты фольклора, уже не ограничиваясь только поверхностной социологической их классификацией, не деля примитивно эпос на «бийский» и «аратский», не отметая шаманизм исходно, как «опиум для народа», но отчетливо видя в нем предмет для серьезного исследования ис­ тории общественного сознания аборигенов Сибири. То есть люди, бежавшие от мамонта я боровшиеся с ним, через десятилетия при­ близились к нему, к тому, что от него осталось. Они стали независимыми от его чудовищного, неуправляемого движения. Они отделили от него свой быт. Они воору­ жились реальным зрением, способным отделить красоту и смысл древнего знания от его, порою уродливых, искаженных обессмысленным ритуалом, форм. Люди вышли из круга зависимости от мифа в быту и получили возможность увидеть красоту его уже не в примитивном, а в идеальном отражении... И вот, на сорок лет отстоящее от «Рассказа о мамонте», стихотворение Леонида Мартынова «Бык воспоминаний», можно полагать, и являет нам это новое отношение к мифу, к памяти прошлого, к наследию веков. Память не ужасает героя, не понуждает его бежать или бороться с нею. Напротив, «Бык воспоминаний» не желает ее перекра­ ивать, переиначивать, приспосабливать природу-память к быстротекущему дню, способ­ ствовать тому, «чтоб с лицом эпохи слить природы лик». «Бык воспоминаний» связан с памятью только тем, что он ею питается, ею жи­ вет. Это стихи о чувстве истории. Об отстоявшейся в нас теперь картине прошлого. О том, что нужно отстаивать эту картину от всех и всего, что пытается ее «перепа­ хать» и подделать под сегодняшнюю, сиюминутную ситуацию. И еще из собрания о мамонтах. Это хантыйские былички, записанные в Сургутском районе на реке Пим в 1973 году от ханты Михаила Лемпина (1943 г. рожд.). Я не берусь их комментировать, просто привожу, дабы доставить приятную воз­ можность читателям — самим проникнуться этим простым словом, удивиться этому взгляду на мир, этому чрезвычайно своеобразному видению мира, этим черточкам, штрихам, которые прорисовывают частички мифологического, народного сознания, нами утрачиваемого. Вот две былички Михаила Лемпина. Сноха однажды ехала на обласке. Лежит вэс (мамонт), и рога торчат у берега. Она думала сначала, что э т о— коряги. Потом посмотрела лучш е— это вэс. Она тогда обласок волоком перетащила, чтобы здесь не плыть. А обратно плыла, он уже под воду ушел. Я раньше жил в другом месте, где рядом было маленькое озеро, а недалеко большое озеро. Из маленького озера в большое пролез мамонт и сделал канаву величиной с комнату.