Сибирские огни, 1984, № 4

в конце концов, так ни в чем не разобравш и сь тогда, он стал д у ­ мать, что они нужны друг др у гу как дв е творческие натуры — вот выпьют все в своей любви и р а зъ ед ут ся , и ж и знь пойдет у к аж д о го своя. Воспоминания о Тини были приятными, он вспоминал ее гл а за , ее во­ сторги, слезы , звонки и телеграммы , дол ги е ож идания и неистовые встречи. Он гордился тем , что смог внести в ее, в общ ем -то банальную , ж и знь , нечто необыкновенное, трагическое, н езабы в аем ое, и не сом н е­ вался , что и по сей день она вспоминает о нем и всех своих любимых прим еряет к нему и к азнит их, конечно ж е , за то, что они мельче, проще, чем он, ее исчезнувший бог. И вдруг Хини зд есь , в его дер евн е, в Б ел о зер ь е, о котором он го­ ворил ей в те прекрасны е осенние ночи, когда лунный свет обволакивал их комнату, и она становилась прозрачной , и покачивалась, как корабль в море, а они л еж ал и посреди лунного света, и он р ассказы вал ей о своем д е д е Д ен и с е, о шумящих ливнях, о рыбалке с Василием ; Хини плак ал а , уткнувшись в его плечо, и была с ним там , в диком приволь­ ном краю. Значит, для нее все эт о было не так, как он дум ал? И не одна тяга к его необыкновенности была у нее все это время, а м ож ет, и простая бабья лю бовь, и тоска? И м ож ет быть, после его о тъ езд а она см отрела в пространство таки.ми ж е гл азами , как Хоня, когда искала его в згля­ дом на палубе? И м ож ет, сю да Хини при ехала, надеясь на последнюю воз.можность встретить его — ведь рано или п оздно он заглянул бы в Б ело зерье? Н о если она зд есь ради него, почему ж е не при знает его сейчас? В один из вечеров он решился. То ли назрело в нем это, то ли в ней была перемена. Сидела тихая, стеснительная, свитер делал ее тоньше, почти хрупкой — как прежде. — А как вы здесь... Ну, расскажите о себе,— запинаясь, неловко проронил он сквозь Васину болтовню. — Да что вы! Я уж расскажу... И раньше не мастерица была, те- перь-то... «Не сказать ли обо всем Василию? — думал он.— Просто так, для разрядки, сколько можно томиться одному? Но ведь не поймет, не поймет ни черта, только сплюнет: — Скольких же ты баб перевел? И чего мечешься?..». Никогда не понимал здесь никто, и Василий тоже, отчего он ез­ дит, исчезает, отчего десять лет не снимает побелевший уже пиджачок, отчего не женится, наконец, хотя бабы ;к нему так и льнут. С полдвора он вернулся, буркнув Василию, что забыл трубку, и ругая себя за вранье. Она оглянулась. — Хини, это же я... Она молчала. — Хини,— почти прошептал он и подошел ближе. Она отступила и промолчала. — Хы скоро? — позвал с улицы Василий. — Я приду завтра,— сказал он. Почему он так сказал, он и сам не понял. Почему он до сих пор не признался Василию? — а лучше бы сразу, не ходил бы тот следом. По­ чему не бросился к ней, не обнял? Иногда ему казалось, что он ходит к Алене всю жизнь и будет ходить всегда. Эти жмурки с прошлым даже нравились ему, и он гово­ рил себе: раз этой дурехе .хочется поиграть такую роль, пусть себе... И когда думал так, становился великодушным в своих глазах, как всегда раньше. Но чаще бывало неуютно, совсем не так, как было раньше, когда он красовался перед людьми своей неприкаянностью и непонятностью. В его жизни избранника, каким он себя ощущал всегда, было столько выматывающей суеты, так дорого он платил за все — и был счастлив.