Сибирские огни, 1984, № 4

— Ух ты, как минеральная! — Самая вкусная во всей округе. Мы всегда ходили к этому ко­ лодцу, хоть жили неблизко. Да сам увидишь. Зинаида подошла к куче кукурузы, постояла, посмотрела на рабо- ту женщины, спросила: — Можно? — и не дожидаясь ответа, подсела с другой стороны, так что корзина оказалась между Зинаидой и женщиной, взяла поча­ ток, покрутила его в руках и вдруг ловким движением разорвала листья, оголила, очистила его от бежевых волосков, оборвала все лиш­ ние листья, оставив несколько самых эластичных, положила раздетый початок себе на колени, быстро проделала ту же операцию с другим, связала их листьями вместе и бросила в корзину. — 3 наших крайив,— одобрительно сказала женщина, понаблю­ дав за Зинаидой, опять одобрительно кивнула и взялась за кукурузу. Теперь связки початков летели вдвое чаще, и корзина быстро наполня­ лась. Женщина принесла из сарая еще одну, так же молча и быстро они наполнили и ее. — Оце й хватэ на сёгодни,— женщина посидела, помолчала, раз­ миная пальцы.— Я й нэ пытаю: вы, мабуть, здалэку? — Издалека,— откликнулась Зинаида. — То, МО жэ, молочка попийтэ? Бо шо ж та вода... — А что, можем и попить... — Последний раз,— смеясь, вспомнила Зинаида, когда мы пошли дальше,— я чистила кукурузу десятилетней девчонкой. Тогда же я одержала одну из самых крупных побед над собой: научилась не бо­ яться чердаков и темноты. В тот вечер мы допоздна чистили с отцом ку­ курузу, и, когда совсем стемнело, он послал меня на чердак развеши­ вать початки для просушки, а сам подавал мне их. Пока он спускался во двор, я оставалась одна на чердаке, которого боялась и днем. Пред­ ставляешь, чего мне стоило, чтоб не закричать? Но отец поднимался с ворохом початков, я брала несколько штук, шла, спотыкаясь о балки, в дальний конец — там была натянута веревка, и развешивала кукурузу. Это повторялось много-много раз, пока мы не перетаскали целую ма­ шину початков. Я теперь думаю, что отец специально устроил мне это испытание. Он ко многому меня приучал: пилить дрова, чинить обувь, ухаживать за пчелами. И к чердаку приучил. — Потому ты и в «курятник» переселилась? — А что? Чем он плох?.. А вообще я в детстве трусиха была,—. опять заговорила Зинаида и очень кстати: мы вошли в тень могучих деревьев, сразу стало прохладно, мрачно, я подумал, что это вековые дубы, но оказалось — груши, тоже, наверное, вековые, росли они в бес­ порядке, тропинка петляла среди сумрака крон, и путь наш затянул­ ся.— Родители никогда меня ничем не пугали,— продолжая идти не впереди и не сзади, как того требовала узкая тропинка, а рядышком, по­ низив голос, говорила Зинаида.— Но в семьях подружек в те времена много говорили о ведьмах, о домовых, и я всему верила и жутко боялась. Ведьм, правда, мне встретить в деле не довелось, ну, как они в кошек превращаются или доят чужих коров, а вот домовые являлись ко мне часто, так что в конце концов я к ним даже привыкла. ■— Вот как?! — А ты думал! Мы тогда много переезжали, и в каждой нашей квартире ко мне являлся домовой. Приходил, как и положено, ночью, темный, лохматый, ну, как большой пес, садился мне на грудь, мне становилось нечем дышать, я просыпалась, и тогда он неторопливо уходил. Зачем, скажи, он приходил? И почему именно ко мне? Теперь- то я понимаю, что уже тогда у меня сердце барахлило, ночью начинался приступ, удушье, вот и казалось, что кто-то сидит на груди. Ну, а тог­ да я терзалась страхами до невозможности. Груши не то чтобы кончились, а расступились, рассеялись по просторной зеленой поляне, листья на них еще зеленели, как в разгар