Сибирские огни, 1984, № 3
лейтенантам — по двенадцать; епископам, генерал-майорам и действительным статским советникам — по десять; капитан-командо рам и статским советникам — по восемь лошадей и т. д. Титулярным советникам, для примера (в этом чине состоял А. С. Пуш кин), полагалось запрягать не более трех лошадей. Купцам и людям «низкого» зва ния также полагалось давать не более трех. Таков был порядок. Но можно было при желании прикупить за свой счет до полнительное количество лошадей, если на станции таковые оказывались свободными. Движение по тракту во всякое время года было оживленным. По данным П. Го ловачева, только между Томском и Иркут ском во второй половине 80-х годов прош лого столетия было занято свыше шест надцати тысяч ямщиков с восемьюдесятью тысячами аюшадей, которыми перевозилось до четырех миллионов пудов грузов. . Ямщик на тракте был самой- главной фи гурой. Как правило, это были люди горя чие и расторопные. Надо сказать, ямщики в России во все времена были особым со словием. Их можно было назвать даже мужицкой интеллигенцией. Постоянные по ездки на большие расстояния, в разные отдаленные края, встречи со многими ин тересными и бывалыми людьми обогащали их знанием жизни, расширяли кругозор. Не случайно в народр так много бытовало ^ песен о ямщиках. Некоторые из них живут и поныне. Одна из них — «Однозвучно гремит ко локольчик» относится непосредственно к Московско-Сибирскому тракту. Автор слов ее Иван Иванович Макаров из поселка Сива Пермской губернии был старшим ям щиком конвойной роты, сопровождавшей ссыльных и каторжан от Перми до Тоболь ска и Томска. Здесь, на этом- пути—-на уральских ли склонах, в Барабинской ли степи,— и родились его бессмертные строки. В концовке широко известной песни Гу рилева нет слов о ссыльных и о Сибири. Композитор убрал их, очевидно, по цен зурным соображениям. Но у Макарова они были. Вот две последние строфы этого стихотворения: Однозвучно гремит колокольчик, И ие слышится песНь ямщика. Слышен звон кандалов, а дорога, Дорога в Сибирь далека. Мы вернемся с тобой из Сибири. . Ну, а те, что у нас впереди. Те простились навеки с Россией. Им обратно уж нету пути. И. И. Макаров, как рассказывает его биограф А. Шарц из Перми, был автором ряда других стихотворений. Но прожил он, к сожалению, недолго. В одну из дальних поездок поэт-ямщик замерз в пу ти. «Это часто случалось в зимние бураны, особенно во время переходов по Барабин ской и Кулундинской степям»,— пишет А. Шарц. И кто знает, не о нем ли, не о Макаро ве ли кем-то была сочинена другая, не менее известная песня, рассказывающая про то, как «в степи глухой замерзал ям щик»? Этот вопрос напрашивается тем бо лее, что у Макарова, как и у замерзаю щего песенного героя, была молодая, го рячо им любимая жена, часто упоминав шаяся в его стихах, А одно из стихотво рений— «Ты грустишь, моя милая Ма ша» — целиком было посвящено ей. ' Ты грустишь, моя милая Маша, Что еду в далекий я путь. Не легка моя будет дорога. Помолись обо мне. Не забудь. Ты храни себя, милая Маша. К тебе в Сиву вернуся я вновь. Пусть минует тебя князя плетка. Пусть минует и княжья любовь. 1 Я вернусь, и конвойный начальник Разрешит Сиву мне навестить, И уйдем далеко мы полями. Чтобы горе людское забыть. Случилось однако так, что Ивану Ива новичу Макарову не суждено было боль ше увидеть свою «милую Машу». После его смерти ей доставлены были только «мешок худой, сапоги худые, две пары исподнего белья, картуз добрый да бума ги с сочинительством». Так в 1852 году погиб ямщик-поэт. Слова же полюбившей ся в народе песни его живут и сегодня. И. И. Макаров — не исключение. Среди ямщиков встречалось немало талантливых людей. Многие из них вспоследствии «вы бивались в люди», заводили свое дело ли бо оставляли после себя интересные запис ки. Братья Черепановы! например, из То больска создали даже целый труд по истории Сибири, так называемую Черепа- новскую летопись. Основная же масса ямщицкого сословия влачила жалкое существование. Труд их был нелегок, а оплачивался скудно. «Только приедешь куда-нибудь, только скинешь с себя все и расположишься у теплой печки, как уже говорят, что лошади готовы,— вспоминал известный русский пи сатель И. А. Гончаров, которому довелось проехать по Московско-Сибирскому трак ту от Аяна на Тихом океане до столи цы.— Не могу нахвалиться расторопностью и радушием здешних ямщиков... Лошади на взгляд сухи, длинношеи и не обещают силы,— продолжает он,— во едва проез жие начнут садиться, они навострят уши, ямщики обступят их кругом, по двое дер жат каждую лошадь, пока ямщик садится на козлы... Вот ямщик уселся, забрал вож жи, закрутил их около рук... «Ну!» гово рит он. Все мгновенно раздаются в сторо ны, и тройка разом выпорхнет из ворот, как птица... И не увидишь, как мелькнут двадцать пять верст». И, А. Гончаров пишет далее, что за сут ки проезжал по 250 верст. Было это, ко нечно, зимней порой. Летом скорости бы ли значительно меньшими. Особенно трудно приходилось в распу тицу, когда дорога раскисала. В такую неудобную пору, например, ехал по Си бирскому тракту А. П. Чехов. В его днев нике мы читаем: «От Томска до Красно ярска отчаянная война с невылазной грязью. Боже мой, даже вспомнить жут ко!... Случалось, что от станции до стан ции ехал я 6—10 часов». Такой он был, великий Сибирский тракт, так ездили по нему — в разйое время по- разному: то летели птицей-тройкой, то, на оборот, ползли черепахой. Не говоря уже о тех, кого вели по нему в кандалах. Этим приходилось испытать все — страдать от холодов зимой и месить непролазную грязь весной ■и осенью. И, звеня кандала
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2