Сибирские огни, 1984, № 3
ли приятелями с твоим отцом. Хороший был человек. И смотри же, ка кое несчастье на вас обрушилось: сначала мать в Сибири навечно оста лась, а потом отец погиб под Монте Кассино... — Погиб? Как это погиб? О чем вы говорите? — Так ты еще ничего не знаешь? Ну да, откуда же. С неделю, са мое большее две недели назад, вернулся с Запада Адам Гробельный, тот из Дзялов. Тоже служил у Андерса, а потом попал в плен к нем цам. Вместе с твоим отцом был под Монте Кассино. Он-то и привез это известие в Калиновку. Рассказывал, что на его руках твой, блаженной памяти, отец и умер... Сташек спрыгнул с подводы и пошел прямиком в сторону от боль шака, куда глаза глядят. Ничего не видел и не слышал. Продирался сквозь покрытое росой хлебное поле, спотыкался о межи, увязал в кар тофельных грядках, карабкался на склоны оврагов, царапался о кусты боярышника, калечился о терн, натыкался на деревья. В голове у него шумело как у пьяного, а круговорот его мыслей вертелся лишь вокруг двух самых дорогих и близких ему людей; матери и отца. Он не видел ничего, только их образы, слышал их голоса... Мама ставит на стол миску с борщом. Отец идет за плугом; «Но, Сивка, но!»... Мама поправляет Сташеку ранец на спине, целует его в лоб: «Будь осторожен, сынок, когда переходишь через кладку, смотри, не упади в воду»... Отец; «Помни, сынок, что ты поляк». Уходит, ссутулившись, в зала танных штанах, сжимая под мышкой связанный из платка узелок. «Не доживу, сынок, не увижу больше нашу Калиновку»... Бледные, высохшие от болезни материнские руки с трудом держат жестяную кружку с горьким, кровавого цвета отваром из стеблей малины... «Топор, сынок, надо держать вот так. Поставь покрепче ноги на землю и только тогда руби. И смотри на крону дерева, чтобы вовремя заметить, когда оно начнет валиться»... Снег по пояс, пилят с отцом толстенную сосну. «Пригласил бы к нам как-нибудь свою Наталку, не будь таким дикарем»,— смеется мама. ' . Возвращаются с поля, приселк отдохнуть у часовенки. Мама опи сывает рукой широкий круг; «Ты только глянь, сынок, как красива на ша Калиновка. Цветут сады. Течет Струг, а вон, из Тычина, едет ма шина. Видишь, какой хвост пыли тянется за ней?..» Полная хата солдат, беженцев из Варшавы, Силезии, Лодзи. Сове туют отцу погрузить на подводу все, что только сможет увезти, забрать семью и бежать в Румынию. «Здесь мой дом, моя земля,— отвечает он.— А впрочем, может ли человек убежать от своей судьбы?..» Ярмарка в Бореке. Разноцветные ларьки. Мама покупает Сташеку мороженое, деревянный пугач с привязанной на шнурке пробкой и большой, длинный, завернутый в зеленую папиросную бумагу пря ник. И розовое печенье на веревочке, которое можно повесить на шею. «Только не ешь его, сынок, а то весь измажешься краской и животик будет у тебя болеть»... Отеи стоит перед музыкантами во время народного гулянья, под нимает вверх руки и поет: «Ой, только одна ты мне в жизни полюби лась, ходила легкою походкой, прекрасно танцевала». Потом хватает маму и пляшут, пляшут, пляшут... Светает. Багряная полоса неба над монастырем медленно светле ет. Из-за холмов выглядывает солнце. В долине Струга стелется густой туман. Поют петухи. Мычат ожидающие дойки коровы. Скрипят воро та конюшен. Из труб на покрытых соломой крышах с трудом пробива ется в небо первый дымок. В Княжьем лесу начинают свой утренний гвалт птицы. Калиновка просыпается. Сташек сидит на том же холме, у той самой часовенки, где когда-то, еще мальцом, отдыхал с матерью. «Гляди, сыночек, как красива наша Калиновка»...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2