Сибирские огни, 1984, № 3

— Ну, не плачь! Что случилось, расскажи! Она разрыдалась во весь голос и скрылась между полками. Ста­ шек постоял еще минуту, пожал плечами, погрузил детали на санки и потащил их к выходу. Но, проходя мимо конторки, он приоткрыл дверь и бросил кладовщице, которая грела руки над печкой: — Ты здесь, тетка, греешься, а там девушка плачет. — Плачет, плачет! А я чем могу ей помочь? Если б ты узнал, что твой отец погиб на фронте, тоже бы, наверное, горько заплакал. Уже второй день не может успокоиться, бедняжка... А на следующий день он подсел к Тане в столовой. Проводил ее до дома. Она жила с матерью и тремя младшими братьями и сестрами почти в другом конце города, в старом доме из лиственницы. В другой раз он пригласил ее в кино. Отдал ей свой паек угля. Она не хотела брать, но он погрузил полученные два мешка на санки и завез ей до­ мой. Хороший это был дом: уютный, гостеприимный. Мама Тани, Вера Федоровна, работала в каком-то учреждении. Двое малышей ходили в школу, а самая младшая сестра, Дуняша,— в детский сад. Незаметно Сташек стал бывать в доме Тани почти каждый день. Он все больше привязывался к этой неприметной, худенькой, не отличающейся бро­ ской внешностью девушке. Где ей гам было, замухрышке, сравниться с Галей или хотя бы с Касей. Но зато Таня излучала столько тепла, столько неповторимого обаяния, нежности, преданности, что не полю­ бить ее было невозможно. А уж вместе с Верой Федоровной они умели создать такую атмосферу, что не хотелось уходить из этого дома. А это было еще одной причиной привязанности Сташека к Тане — ее дом, Дом, которого Сташек не имел после смерти матери и отъезда отца. Дом, по которому он все время тосковал... 13 В последнее время майор Таманский все чаще грустил. Его до бо­ ли тянуло домой, к жене, детям, в родную сибирскую деревушку, к мо­ гучей реке. Он тосковал по ним все эти долгие и трудные военные годы, но теперь это чувство обострилось, терзало его. Может быть, потому, что он каждый день видел, как люди, разбросанные войной, словно пе­ релетные птицы, торопились вернуться к своим очагам. А те, кого вой­ на лишила крова, отстраивались, вили новые гнезда, начинали новую жизнь. «Что ты еще здесь делаешь, Таманский? Самое время домой, тебя там ждут. Война уже закончилась, а ты вместо того, чтобы воз­ вращаться, все еще торчишь в этой далекой Польше». Он грустно улы­ бался этим своим мыслям. Но что делать — он пока оставался солдатам. Уже дважды заговаривал с командиром полка о демобилизации. Полковник сочувственно кивал головой и тут же разводил руками: «Ничем помочь тебе, Таманский, не могу. Ну кого, кого я поставлю на твое место? Потерпи еще немного, майор, послужи в союзнической ар­ мии»,— и побыстрее переводил разговор на другую тему: «А как там с твоим хозяйством? Помни, Таманский, и разъясняй своим бойцам, что в этом первом послевоенном году собрать как можно больший уро­ жай-вопрос жизненной важности для Польши. В стране разруха, лю­ ди голодают. Утешай себя тем, майор, что не тратишь здесь время по­ пусту. Твой хозяйский опыт очень нам нужен». Впрочем, Таманский знал, что не он один тоскует. Почти всем его бойцам, с которыми он прошел по дорогам войны, не терпелось домой. Беседовал с ними, видел, с каким чувством они смот|^ели на зеленею­ щие поля, на поднимающийся из труб дым, как гладили встречавшихся им детей по голове, с какой жадностью читали письма, слушали вести, доходившие до них из центральной Польши, рассказы возвращавших­ ся из коротких отпусков бойцов. Как завидовали тем, кто селился в оставшихся после немцев хозяйствах, кому жены подавали обед, 26