Сибирские огни, 1984, № 3

Дарья, ругаясь, заглушила двигатель, соскочила с трактора и побежа­ ла по свежевспаханному полю в сторону стана. Сташек за ней... За стеной бушует гроза. Ветер раскачивает деревья. В избушке полевого стана становится все уютнее. Полыхающий в печке огонь излучает благостное тепло, а его багровые отблески разгоняют темно­ ту. Сташек сидит на корточках, отогревает руки и время от времени подбрасывает дрова. Дарья сняла шапку, сбросила телогрейку. Стоит на коленях у печи и расчесывает мокрые густые волосы. Ее обветрен­ ное лицо, руки, перепачканные мазутом, резко контрастируют с бе­ лизной гладких, точеных плеч. Через вырез блузки видна большая, колышащаяся грудь. Он даже не ожидал, что Дарья такая. — Что ты уставился на меня?грубовато усмехнулась Дарья.— Лучше разденься, просуши шмотки, а то еще простудишься. И надо чтогто придумать, на чем будем спать. Черт бы побрал эту грозу, а то бы давно уже нежились в теплой постели. Сено есть, вот и посте­ лим. Там на печке должен лежать тулуп. Есть? Давай его сюда. Ну и пыли, аж в носу свербит. Ничего. Только бы блох не было. Вот так. Ну так что, раздеваешься или нет? Давай сюда свою телогрейку. Ты что, глупый, стесняешься, что ли, что под ней нет рубашки? Ну и спи так, если ты такой дурак, силком раздевать тебя не стану... Они улеглись на брошенном на сено тулупе. Дарья была в одной короткой льняной рубашке. Он видел ее в багровых отблесках огня, лежащую на спине, с заложенными за голову руками. Красиво очер­ ченная грудь, узкая талия, широкие, белые полные бедра, небольшие ступни. Глаза у нее были слегка приоткрыты, и она время от времени тихонько вздыхала. Сташек впервые лежал так близко с женщиной. Боялся пошевельнуться. Но ему становилось все жарче. Он не мог вымолвить ни слова — в горле пересохло от нахлынувшего желания. Сташек чувствовал, что в нем просыпается мужчина, и, несмотря на стыд, не мог подавить в себе этого нового и властного чувства. Как бы непроизвольно, во сне, повернулся он на бок. Как будто нечаянно кос­ нулся теплой, большой груди Дарьи. Шершавая ее ладонь тут же сжала его руку и ласково притянула к себе... Самыми серьезными были, однако, отношения с Таней, хотя и они продолжались недолго. Они пригнали стадо в, город почти с первым снегом. Еще тогда, когда скот взвешивали и сдавали, Сташек принял окончательное ре­ шение: он остается в городе и при первом удобном случае спрячется в каком-нибудь эшелоне, идущем на запад, чтобы быть поближе к фрон­ ту. А там, во что бы то ни стало, найти Войско Польское, которое, как он знал из сообщений радио и газет, уже сражалось на фронте. Правда, тогда, по своей наивности, он не представлял себе, что такое фронт, на какой огромной территории он растянулся и что искать на фронте польскую дивизию все равно, что иголку в стоге сена. — Ну так что, Ваня, остаемся здесь? Был момент, когда его друг, до этого всегда решительный, вдруг заколебался. — Тетку жалко. Ну, и зима такая... — Война и зимой не прекращается. Делай, как считаешь нужным, но я, Ваня, должен. Должен! Ведь там, на западе — Польша... — Остаемся, Стась. Тетке скажем, что в совхоз возвратимся весной, а зимой будем учиться в городе на шоферов. Она хорошая, согласится и поверит. А потом, когда узнает, уже будет поздно... Тетя Глаша согласилась, чтобы они остались в городе, но не по­ верила. — Ох, ребята, ребята, жаль мне ваших молодых, шальных голов. Но что я, глупая баба, могу вам сказать? Ведь все равно не послушае­ тесь. Таков уж нынче мир и такие настали времена, что яйца стали умнее курицы. Только что я скажу твоей бабушке, Ванюша? — Тетя, но мы же со Сташеком действительно...