Сибирские огни, 1984, № 3

апологией восточно-сибирской буржуазии является «Воздушный тарантас»,— писал он.,.—- Причем, конечно, было бы крупной ошибкой видеть в Александрове только апологета капитала. Отнюдь нет: в сибир­ ской буржуазий он склонен был вьидеть силу, с которой отождествлялось в его сознании будущее и с которой он связывал определенные • политические надежды. Сравнение Сибири с, Америкой было для него не случайным, он рассчитывал,, что сибирская буржуазия повторит путь а.ме - риканской»'. Это верно, но только отчасти. Действи­ тельно, в 1827 году Александров с внима­ нием слушал крупного богача Дудоров- ского, который в радужных тонах говорил о будущем Сибири, о развитии здесь «гор- нозаводства» и «фабрикации». «Новое по­ коление,— убеждал он,— без сомнения, за ­ хочет присвоить себе новую честь и новую славу». И далее произносит хвалу русско­ му купечеству, ставя в пример молодых сибирских купцов Баснина и Шелехова: «Это — замечательные молодые люди ново­ го поколения. Оба воспитаны по новой методе, т. е. по-светски, но оба с прекрас­ ной нравственностью, с высокими религи­ озными понятиями о добре и чести, с пла­ менной патриотической ' любовью к общим пользам. Как всякие капиталисты по на­ следию, они занимаются торговлей яе как ремеслом, но как наукою, изучают ее по фактам я на практике». Но уже и тогда купеческий город Иркутск, купеческий быт изображается Александровым с нема­ лой долей иронии. Достопримечательности Иркутска в нзл'ожении Алексея Степано­ вича, сопровождающего героя, яевелики, и духовная жизнь почти отсутствует, а единственную книжную лавку, где автор раскопал и купил книгу о первом путеше­ ствии российского посла из Тобольска в Монголию, через несколько дней закрыли; частный пристав нашел одну книгу запре- щениую и на этом основании всё вместе с хозяином забрал в полицию. «Бедный книгопродавец! — восклицал Александ­ ров.— Лучше бы ты торговал одним мы­ лом... Обитирная и выгодная торговля этим невинным продуктом ни в коем случае не может быть подвергнута конфискации». Не на большей высоте оказываются не­ которые деятели культуры, в частности профессор монгольского •языка Иркутской семинарии и он же лектор русской сло­ весности. Ему противостоит «отставной чи­ новник. якутский уроженец, высланный с мест родины за возмутительные мысли о современных действиях местной власти». Профессор, убежден; «Якутский язык не­ возможно положить, на бумагу». Ссыль­ ный ему ответил: «Если якутский язык до сих пор не имеет грамоты, так это пото­ му, что якутским языком до сих пор никто не занимался... ученым образом, к тому же распространена русская грамотность». «По • этой причине,— шутя заметил хозяин до­ ма, адмирал Ангарского флота,— в Яку­ тии разрослась ябеда».—«Знаю, что такое мнение о .моих земляках сделалось почта общим; но это мнение ложное, обидное и чрезвычайно вредное для целого края. Ов­ цы кричат тогда, когда голодны; осы ку­ саются тогда, когда их раздразнят. Ябе- ' ды!— воскликнул якут, грустно улы­ баясь.— Деспотизм никогда не жалуется на рабов, а рабов наказывают за то, что они дерзают вопиять на господ своьих». Александров явно на стороне ссыльного уроженца Якутии, и вслед за этой полеми­ кой с профессором дает другую, а которой и сам принимает участие. «Капельмейстер полковой музыки иркутского воинства» опросил профессора, занимается ли он со­ биранием сибирских песен. «Сибирских песен? — переспрашивает профессор.— откуда их взять? Сибирь не имеет и, ка­ жется, не будет иметь своей родной пес­ ни».—««Как так, господин профессор! Вы не шутя это говорите?»— промолвил я со своей, стороны. «'В Сибири даже птички не поют, а только чирикают»,— слышит он а ответ и слово «чирикают» подчеркивает, выделяя тем самым всю нелепость сужде­ ний профессора. Ирония налицо, и относится она к лю­ дям разных сословий. Очевидно, что 1849 год наложил своьб печать на путевые впе- . чатления 1827 года, их нельзя безогово­ рочно заключать в разряд романтических произведений, И это понятно, к 1849 году Александров уже побывал в енисейской тайге, насмотрелся на купцов и золото­ промышленников, вероятно, задумывался над сатирой «Таежный карнавал». Во вся- ком случае, стихотворение «Сибирь», напи­ санное якобы пятнадцатилетним мальчи- ко.м й с одобрением прочтенное самим ад­ миралом, Адексадров из «|Воздушного та­ рантаса» целиком перенес в пьесу, слегка изменив его в сторону более резкой оцен­ ки деятельности прежде всего купцов. Так, например, строфу «Коробочник несет яр.мо торговли, его девиз — труды, а не обман» он заменяет строфой «Коробочник живет за счет торговли, его девиз — прак­ тический обман». И без того непочтитель­ ную строку «Купец сидит, как филин, на прилавке» он усиливает так; «Торгаш си­ дит, как филин...» н т. п. Но критический дух стихотворения «сына бедного мещани- на», как аттестует его Александров, при. сутствовал и в первом его варианте, если судить о нем даже только по началу; у нас пока в почете два предмета: Мозольный труд и деловой расчет. Всем нужен хлеб да звонкая монета. Так любознание кому на ум придет? Купец сидит, как филин, на прилавке. Его жена чаек с кумою пьет. Чиновный класс хлопочет о прибавке И прочного гнезда себе не вьет. Сегодня здесь, а завтра за Уралом, Кто нажился! тот едет генералом. Кто не сумел, тот с посохом идет... ■М. А 3 а д о.в с к и й. Очерки литературы и культуры Сибири. Иркутск, 1947, с. 147. К 50-м годам, когда была написана пьеса «Таежный карнавал», Александров понимал действительное положение купе­ чества в обществе и выразил свое отрица­ тельное к нему отношение. П ьеса— злая сатира на купцов. Промышленник, напри­ мер, знает, что «рабочий класс лишь хлеб один имеет, а спекулянт растет и богате­ ет... И верьте мне, от понижения цен на хлеб мужик прибытков не получит, от прихотей себя, быть может, он отучит, но затруднит его размен своих изделий на монету... А тут еще тащат его к ответу известные бумажные кроты». Спекулянт и чиновник обирают сибирского крестья-