Сибирские огни, 1984, № 3

ностями новой молодой советской поэзии. Отец рано ушел из жизни. Ему было двадцать семь лет, мне — семь. Я смутно помню его живОе лицо, только серый мат­ росский свитер встает передо мной из того времени; не помню я и лица молодого Мар­ тынова. Зато внутренний облик этих двух сибирских поэтов в прекрасных мельчай­ ших деталях нарисовался мне позднее, когда я уже достаточно подрос и смог ча­ сами перебирать пожелтевшие листки от- довского архива. Чего только я не находил там! Целая эпоха покоилась в обшарпан­ ном чемодане: старые фотографии Омска, письма, черновики стихотворений отца и его друзей., литературные страницы «Ра­ бочего пути», вырезки из «Молодого боль­ шевика» п «Сибирских огней». В дневнико­ вой тетради увидел я адреса Ильи Сельвинского, Аделины Адалис. Елизаветы Стюарт Петра Драверта, Павла Василье­ ва. Бориса Жезлова, Евгения Забелина и даже футуриста Давида Бурлюка полу­ ченные отцом не иначе как от самого «короля сибирской литературы» Антона Сорокина. Покоились до поры до времени в толстокожей конторской папке с тесем­ ками автографы стихотворений и много­ численные рисунки сделанные рукой само­ го Мартынова. По автографам, по перво­ источникам так сказать, выучил я наизусть и «Реку Тишину», и «Нежность», и разры­ вавший мне грудь «Подсолнух», и перевод прекрасного стихотворения Артюра Рем­ б о— «Гласные», Меж,ду прочим, в «Воз­ душных фрегатах» Леонид Николаевич утверждает, что не закончил перевода а мне вот кажется, что я видел этот ше­ девр завершенным, иначе как бы я мог знать заключительные строки: ...Просто так это детским забытым своим букварем, что Когда-то в Арденнах увидел на ярмарке я, просто так это детским забытым своим букварем, где картинки и буквы бессмысленно яркие, просто так это детским букварем я дразню вас, усталый забытым своим Рембо. от звуков и красок. Именно эта, изящно короткая, последняя строка-подпись произвела на меня самое сильное впечатление, я был просто заворо­ жен ею. Видел я или не видел полного перевода «Гласных» в те гоДы. теперь проверить трудно, потому что позднее, я передал Мартынову все его рукописи и рисунки, найденные мной в бумагах отца. Прошли годы. Мартынов уехал из Омска, а я после многих странствий в 1953 году стал студентом Литературного института имени Горького.. Я знал, что Мартынов живет в Москве. Его «Лукоморье» я знал наизусть и романтически верил, что могу встретить легендарного Прохожего на какой-нибудь улице в синих сумерках столицы. А вот домой к нему не решался идти, как мог, оттягивал встречу и даже думать себе запрещал о ней. Конечно же, в этом была и тайная гордыня на^Льнаюше- го поэта; разве я мог позволить себе появиться у Мартынова только потому, что я сын друга его молодости, воспользо­ ваться этим обстоятел^.ством для знаком­ ства со знаменитым поэтом? Никогда! Я ■хотел принести Мартынову стихи, достой­ ные памяти отца. И я ж дал — годы. Свою учебу в институте я начинал в се­ минаре Городецкого. Он хвалил мои стихи, но я-то понимал, что Сергей Митрофанович просто слишком добр ко мне. У Мартынова бы такие стихи «не прошли». «Не прошли» они и у Ильи Львовича Сельвинского, в чей семинар я был переведен из-за бо­ лезни Городецкого. Сельвинский при пер­ вой же встрече разгромил .меня в пух и прах, и визит к Мартынову отдалился еще на д в з года. И -все-таки в 1957 году я решился, Педагогический разгром пошел мне на пользу, и у меня кое-что стало получаться... ...В ту пору мне и в голову не пришло разыскать адрес поэта Мартынова в кан­ целярии Союза писателей. Я с волнением сунул голову в тесное окошечко Мосгор- справки и попросил дать мне интересующий меня адрес. С каким остервенением я выку- , ривал одну сигарету за другой, вышагивая возле киоска в ожидании ответа! И вот, наконец, всесильная справочная служба выдала мне три или четыре адреса. И ока­ залось, что трое или четверо полных тезок и однофамильцев проживают в огромной, как государство. Москве. И все же я сра­ зу выбрал только один. Сердце ёкнуло,, когда я прочитал: «11-я Сокольническая, дом 11, квартира И». Сомнений не было. Я ринулся в пасть метрополитена и через некоторое время появился у парка культу­ ры и отдыха «Сокольники». Старая московская улица, старый двух­ этажный деревянный дом. Ощупывая в кармане тоненькую тетрадочку со стиха­ ми, стал я кружить возле тесовых ворот и, наверное, ушел бы отсюда восвояси, если бы, на мое счастье, из двора не вышла пожилая женщина. Я обратился к ней с вопросом, и она указала мне на крылеч­ ко под железным навёсом. Йа пороге небольшой комнаты, снизу доверху заваленной книгами, я появился, бормоча что-то невразумительное. О, как страшен заикающийся, потеющий, краснеющий гость на пороге! Он топчется на месте, тужится что-то сказать, и ему ничем невозможно помочь! Таким я и пред­ стал перед Леонидом Николаевичем и Ни­ ной Анатольевной Мартыновыми. Когда, наконец, я все-таки изловчился и назвал свою фамилию, первой отклик­ нулась Нина Анатольевна; «Виля?.. Неуже­ ли это ты?.. Леня, ты посмотри, как он похож на Яна!» Милая, добрая, Нина Ана­ тольевна! Как я ей был благодарен за то, что она меня узнала! Леонид Николаевич смотрел на меня, слегка откинув голову, прищуриваясь и улыбаясь, пытливо и доброжелательно. • Так художники осматривают модель. Я навсегда запомнил его изучающий- взгляд и после того все . фотографии Леонида Николаевича стал делить на «похожие» и «непохожие» именно по этому признаку: пытливость и доброжелательность. От радушного приема смущение мое по­ немногу улеглось, а когда Нина Анатоль­ евна подала на стол чай и чудесные