Сибирские огни, 1984, № 3
— Что ты их так защищаешь? А может, и ты был в АК ? — Угадал. Да, я был в АК. Ну и что? Чем я хуже тебя? — Хуже, не хуже, об этом никто не говорит... — Хватит вам1 Ведь речь идет не о вас, и к вам претензий нет. Жаль только; что мы, поляки, хотя нам эта война дорого стоила, до сих пор не можем между собой договориться. Для меня главное, что есть, наконец, Польша. И что все мы, сидящие здесь, кое-что для нее, для Польши, сделали. Хотя бы то, что до этого проклятого Берлина вместе дошли. — А сколько на этом пути полегло... — Всех надо считать. — Слушай, Бурак, а как там людям живется? — По-разному. А в целом — нужда. Ну выкручиваются, кто как может. Гонят самогон. Женятся. В общем, живут. — Живут, говоришь, и о нас особо не волнуются. — Иногда только письмо напишут. У Травиньского был приятный голос, и он запел; Хорошо тебе, моя люба, Белого орла вышивать, вышивать! Мы должны, бедные вояки. На поле кровавом в ряд стоять... — И взяться, наконец, растрясти траву, чтобы она к вечеру хотя бы немного подсохла. За дело, за дело, сынки, ведь от пустой болтовни никогда ничего не получалось. Казик Рашевич встал, выдернул косу из земли и начал перевора чивать косьем резко пахнущую свежескошенную траву... Сташек Родак заново начал познавать Польшу с тех пор, как на дел, наконец, столь желанный польский мундир и взял в руки винтовку. Ибо до этого образ ее был туманным, как он запомнился с раннего детства: это был образ, переданный ему матерью и отцом. Он познавал Польшу, когда они пересекли Буг, шли по Люблину, форсировали Вис лу, спотыкались о еше не остывшие развалины сожженной Варшавы, когда он брал плечом к плечу с парнями из разных уголков Польши ук репления ПоморЬкого вала, когда, пригнувшись, перебегал улицы Бер лина. Познавал даже теперь, здесь в Зеленом, на Балтике, на этом по косе, прислушиваясь к разговорам, спорам, рассказам своих товари щей. Но как это обычно бывает, несмотря на то, что он старался быть прилежным учеником, многих вещей не мог до сих пор понять. Ибо вся Польша, по которой он безмерно тосковал и которая являлась ему в юношеских мечтах райским садом, где жила одна большая и счастли вая семья, в действительности предстала перед ним совсем иной. Он начинал понимать, что Польша не каждому поляку видится в мечтах одинаково. ...После того как поймали молодого Штейна и обнаружили на мельнице группу немецких мародеров, майор Таманский поручил О бо и м ротам еще раз тщательно прочесать все уголки в районе распо ложения батальона. Выполняя это задание, Родак вместе с Брауном и Гожелей оказались в Гробеле. При этом выяснилось, как плохо они еще знали ближайшие окрестности Зеленого, раз всего в десятке кило метров от дворца, на самом берегу моря, обнаружили небольшую дере веньку. Ехали ответвлением проселочной дороги в сторону соснового молодняка на песчаном холме. Решили осмотреть его, ведь внешне малоприметный перелесок мог служить неплохим укрытием. Дорога вела в овраг, колеса мотоцикла все больше утопали в сыпучем песке. Родак прибавил газу, мотоцикл, натужно ревя, выскочил на пригорок, забуксовал и заглох. А они сидели, словно проглотив языки, и смотрели по сторонам. Молодняк-то оказался таким маленьким, что весь про сматривался насквозь. Сразу за ним начинались уходящие в сторону моря дюны, а дальше протянулся широкий, белый, песчаный пляж.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2