Сибирские огни, 1984, № 3

а детей боярских, стрельцов и посад­ ских — 636, то в Белоозере значилось так: посадских — 775, попов, их детей и бра­ тии — 38, бедных, которые кормятся по миру,— 189, больше никого. Надеюсь, по­ нятно, что я не приписываю Викулову традиций патриаршей церкви или мировоз­ зрения кормящихся по миру. Но у поэтов вологодской «школы» есть особенная при­ вязанность к корням русской крестьянской нравственности, особо бережное отношение к колориту северного говора, сохранившего более, чем где-либо, древних речений. Мне неизвестно, есть ли исследования о воронежской , «школе», истоки которой идут от Алексея Кольцова и Ивана Ники­ тина, от подвижной, щедрой, черноземной земли. Как преломились эти корни в поэзии А. Жигулина, Е. Исаева, В. .Гордейчева? Ведь не приверженностью к «вечным» те­ мам и общим постулатам отличен, в конце концов, поэт от своих собратьев, а тем, что он взял от своей земли и привнес в об­ щее богатство. Александр Твардовский, Леонид Марты­ нов, Александр Яшин внесли в поэзию вы­ сокие образцы «региональных» особенно­ стей, и от этого вся русская поэзия не бедней стала, а богаче. И прежде всего местные критики, вопре­ ки обиде А. Кобенкова, с наибольшим знанием дела могут и должны выявить эти особенности. Утверждение, что нет никакой особой «сибирской» поэзии, кое- кого из поэтов может даже обрадовать: вот, дескать, мы не провинциалы, мы как все! Но как раз радости для поэтов тут мало. Московский критик Н. Бейлина («Год активного солнца, или Моментальная фотография четырнадцати сибирских поэ­ тов», № 3, 1,983) ищет нечто общее у всех четырнадцати — и это ей удается! Связь темы детства с темой войны... «Истоки, корни, традиции... Естественно, тему исто­ ков не обошел ни один поэт». «Все возра­ стающее обилие подробностей в стихах о природе. Именно перед лицом апокалип­ сиса подробности жизни бесценны». Эту последнюю черточку особенно одобряет Н. Бейлина как всеобщее новаторство, что ли. Ей нравится даже банальность: ' «Шептало дерево, что люди не одиноки на земле», даже то, что поэты «обязатель­ но замечают и городскую, пробившуюся сквозь асфальт траву», почему-то позабыв, что эта упрямая трава уже век лезет в поэзию из толстовского «Воскресенья». , Несмотря на субъективный замысел кри­ тика показать общую приверженность поэтов к самым важным темам современ­ ности, статья объективно дала картину какого-то нивелированного потока все­ общих мыслей и чувств. И эта объективно сложившаяся картина, прямо скажем, имеет основание, потому что ни- один из названных в статье-сборников не стал со­ бытием в поэзии, не прибавил популяр­ ности их авторам. Хотя — пожалуйста! — определенную рекламу в статье Н. Бейли­ ной они получили. Литературная критика, занимающаяся' поэзией, имеет особые сложности по срав­ нению с критикой, исследующей прозу. Один роман — это уже целая авторская концепция, философская система, здесь широко отражены и художественные осо- хд СиОарскне дгни № 3 . бенности писателя, и его нравственные по­ зиции, и даже личные черты его характера; в романе с достаточной полнотой отраж а­ ется личность писателя, ее масштаб; к то­ му же критик соотносит данный роман с предыдущими произведениями автора. Не только про отдельное стихотворение, но и про цикл стихов, даже про очередной поэтический сборник этого сказать нельзя. Поэт чаще всего предстает перед нами дробно, фрагментарно, а поэтому более текуче, неуловимо, чем романист. И тре­ буются дополнительные усилия от критика, чтобы осмыслить и ухватить его цельное лицо, определить своеобразие и масштаб­ ность его личности. Я, например, предпочи­ таю в критике литературные портреты поэтов, монографии, а не статьи и рецен­ зии на отдельные сборники. Пускай даже будет обидно поэту, что он не получил отклика на очередную книжку, но для объективной картины будет полезней, если критика скажет о нем тогда, когда сложит­ ся, прояснится его настоящая мера. В ином случае получаются вещи вредные, когда путаются, размываются высокие кри­ терии, когда разгуливается по критическим страницам вкусовщина. Показателен анализ Н. Кузиным стихо­ творений алтайского поэта Н. Черкасова. Н. Кузин — критик серьезный, аналитич- ный, тем любопытней проследить, как он, обуреваемый априорной симпатией к поэ­ ту. борется с собственной объективностью: «Предвижу замечание, что процитирован­ ные строфы являют самые что ни на есть риторические заклинания, поэтические достоинства которых весьма скромны. И с этим, наверное, можно было бы согла­ ситься, однако...» «По душе мне пришлись и некоторые публицистические стихи Нико­ лая Черкассяа, несмотря на их определен­ ную риторичность». Из этой личной симпа­ тии прямо уже выводится, что пейзажные стихи Н. Черкасова продолжают традиции «русской пейзажной лирической поэзии в ее фетовско-майковском ответвлении, но с истоком — в пушкинском «Октябрь уж наступил...» Ничего себе, а? Критик приводит образец черкасовской лирики; Грибные дожди отшумели. Брусника осыпалась в мох. В излуке означились мели. Бессмертник печальный посох. Зима еще где-то блукает, а осень уже не у дей. Окрест тишина, и такая, что к аж ется , лес онем ел. Молчит, притаился по-лисьи, свершая извечный обряд, н только опавшие листья летят, и летят, и летят. Д а ведь этот образец целиком, поверх макушки, перекрывается единственной бу­ нинской строфой; Не видно птиц. Покорно чахнет Лее. опустевший и больной. Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах, сыростью грибной. Разбавление многословием того, что кратко сказано классикой, вредно назы­ вать и «ответвлениями», и следованием традиции. И вредно это не дли читателя. Ну что ему пассажи критика, если он сам взял книгу поэта и либо увлекся ею, либо равнодушно перелистал! (Эни вредны для поэта прежде всего. Так вырастает пре