Сибирские огни, 1984, № 3
— Премного благодарен. У меня еше одна просьба. Разрешите мне, господин майор, пойти вместе с вашими солдатами к тем, кто ук рылся на мельнице. Может, мне удастся убедить их сдаться. Таманский остановился, с минуту будто бы колеблясь, но тут же кивнул. — Хорошо, Штейн. То, что вы предлагаете, разумно. Только опасно ■для вас. Неизвестно, как они отреагируют иг^ это. — Я уже стар, господин майор, а там играют со смертью несколько одурманенных страхом молодых людей. Я — немец, как и они. Их ждут родители. Война уже окончилась, господин майор. — Окончилась, Штейн, это верно. Старший сержант Родак, все ясно? — Так точно, товарищ майор. — Ну, тогда берите с собой Штейна и выполняйте приказ... Туманное утро. Багряное солнце едва пробивается сквозь мглу. Старая, сиротливо торчащая на пригорке мельница отпугивает видом своих поломанных крыльев. Цепь солдат без единого звука берет ее в тесное кольцо. По сигналу старшего сержанта залегают с оружием, готовым к бою. Мельница молчит. Либо пока их не заметили, либо за таились. Старый садовник лежит в цепи вместе с бойцами. Старший сержант шепотом говорит Брауну:’ — Скажи ему, пусть начинает. Как договорились... Штейн несколько раз повторяет- «]а, ]’а» Г с трудом встает на ко лени, затем поднимается во весь рост, и тяжелым, медленным шагом направляется к молчащей мельнице. Останавливается в каких-нибудь пятнадцати шагах от нее и, размахивая над головой куском белой тряпки, кричит во весь голос: — Эй, люди! Немецкие солдаты на мельнице, не стреляйте! Не стреляйте! С вами говорит отец вашего товарища Герберта Штейна. Я иду к вам и хочу сказать что-то важное! Мельница молчит. Только время от времени, когда порывы ветра усиливаются, стучат, скрипят ее поломанные крылья. Родак напряжен но смотрит, как Штейн, размахивая тряпкой, приближается к мельни це, поднимается по деревянной лестнице, открывает скрипящую дверь и исчезает внутри. Беспокойной, напряженной тишине, кажется, нет конца. А может, они уже ушли? Герберт ведь мог и обмануть. Или при душили старика, сейчас выскочат и предпримут попытку пробиться: Черный лес рядом. Браун толкнул локтем старшего сержанта: в проеме двери мельницы появился Штейн, остановился на лестнице и крикнул, обращаясь на этот раз к бойцам: — Они хотят сдаться! Родак вздохнул с облегчением. — Скажи им, чтобы выходили по одному, без оружия, с подняты ми вверх руками... В этом году все запоздало на полях. Бойцы сеяли хлеб, сажали картошку намного позже положенного времени. Едва не прозевали се нокос. И теперь от зари до заката косили, сушили, собирали сено в коп ны, а затем свозили его на телегах и автомашинах к имению и там складывали в огромные стога. К счастью, после нескольких дождливых дней светило жаркое июньское солнце. Командир батальона не задер живался подолгу на одном месте. На своем «виллисе», с неразлучным Дуликом за рулем, он ездил из хозяйства в хозяйство. Стремился по бывать везде: и на лугах, где нередко добрых два-три часа шел с коса рями в одном ряду, и на полях — посмотреть, как поднимаются хлеба, картофель, и в свинарниках, на скотных дворах, где— неведомо каким чудом— росло поголовье коров, свиней и лошадей. Затора знал заку лисную сторону этого «чуда», говорил даже иногда об этом Таманско му, когда тот закрывал глаза на особо яркие «организаторские» поры вы своих подчиненных: ' Д а, да. (нем.)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2