Сибирские огни, 1984, № 3

его в виде самостоятельной фольклорной единицы можно проследить на маленькой И весьма интересной хантыйской былинке «ПУТЕШЕСТВИЕ НА НЕБО». «6 Большом Ларьяке был такой действительный случай. Жила одна старуха и у нее нога оленья была. Семь сыновей вырастила. Каждый на чем-нибудь играть умел — тот на бубне, тот на домбре. Они сказали старухе: — Надо убираться отсюда, а то нам здесь скоро житья не будет. Запрягли оленей и поехали на небо. Километров пятнадцать отъехали, дальше ехать не могут. А старуха не хотела ехать на небо и привязала к задней нарте старые нырики (обувь.— А. П .). Младший сын спустился, отрезал заднюю нарту, она на Землю упала. Мой отец видел сколько раз эту нарту, на земле лежит. Ровно через год младший сын вернулся, но на землю опускаться не стал, а сел на верхушку дерева. Его увидели, говорят: — Что там сидишь, спустись, в чум зайди чаю попить. А он: — Нет, земля стала совсем грязная». , Сказочка вроде бы и непритязательна, но прекрасна и по мысли, и по ее выра­ жению. Сыновья — всего-то и умеют на бубне да на домбре играть, а уже какое высоко­ мерие — «житья нам здесь скоро не будет!», а их мать так к хозяйству привязана, так на небо лететь не хочет, что даже и нога-то у нее — оленья, она сама как бы часть хозяйства! Прекрасно упомянул рассказчик и своего отца, как свидетеля достоверности былички, доказательством чего служит старая нарта, а следовательно любая старая выброшенная нарта. Кстати, она может служить доказательством любого происшест­ вия, только стоит подвести к ней рассказ. А добрая ирония финала! Она снимает напряжение противопоставленности неба- избранничества-верха и земли-обыденности-низа. Улыбку вызывает младший сын, демонстративно сидящий на верхушке дерева. Земляки, ничуть не удивившись его появлению, приглашают его в чум — попить чаю. И каков ответ этого пришельца — тут и высокомерие, тут и правда, которую может сказать только сидящий на верхушке дерева, но — главное — тут еще и еле-еле скры­ ваемое младшим сыном желание все-таки слезть и попить чаю с земляками... Почему же эта непритязательная быличка весьма и весьма .основательна, ху­ дожественно устойчива? Почему она содержит не просто информацию, которая воз­ буждает наше воображение, но еще и содержит некое постоянное духовное напряжение, невольно выстраивающее наш сегодняшний опыт в своих силовых линиях, выявляя в нашем опыте — свою, то есть заключенную в этой быличке, художественную мысль? Если попытаться ответить на этот вопрос, то... То надо обратить внимание на оленью ногу старухи. Это не только поэтический образ ее привязанности к хозяйству, земле, оленям. Старуха, как предок, действи­ тельно — частью олень (тут вспоминается русский сказочный медведь на липовой ноге, но более вспоминается Баба Яга Костяная нога). Известный Н. Я- Пропп увидел бы тут часть обряда инициации, а именно испыта­ ние смертью, общением с загробным миром, ритуальную инсценировку убийства и воскресения. Мертвец-яга-старуха с оленьей ногой не пускает парней, но они приносят жертву (отрезают нарту) и освобождаются. Но младший сын, сидящий на верхушке дерева, может повернуть сюжет и иначе. Сын на дереве не только забавен, сидение его там художественно-целесообразно. На дереве, где же еще? Но само дерево в связи с путешествием на небо, в верх­ ний мир, наверное, может рассматриваться и как дорога шамана. «Шаманы в верхнем мире и на земле проходили по дорогам, причем каждый начинающий должен был найти ему предназначенную. Дороги шли по определенным направлениям, и таких направлений было семь... (Помните: «Сидит Соловей-разбойник на семи дубах...»?) Графически шаманские дороги-направления в верхний мир могут быть изображены в виде дерева, начинаю­ щегося на землю и достигающего первого слоя (общий путь до первого слоя), с семью различной длины и направлений ветвями (пути в верхнем мире), пересекавшими