Сибирские огни, 1984, № 3

ют, потому что волос его короток и-он мало греет. Животные эти, как говорят, пере­ возят белок и горностаев через реки н потому называются «перевозчиками»; то же самое слово на русском языке означает переводчика. Русские говорят, что перевозчики имеют страсть перевозить других животных»... (Самюэль Коллинз. 6 южных областях Сибири..Степь, полная вишневых деревьев и красивых цветов. 1669 г.). Бородатые собеседники-ученого европейца то из вдохновения, а то и откровенно подсмеиваясь, придумывали Сибирь и просто, и заковыристо, наворачивая и громоздя одну остроумную нелепость- на другую, творя устно. И вот уже мамонт оказывался причиной землетрясений, поскольку, передвигаясь под землею, он и колышет ее; ру­ салка за Уралом превращалась в рыбу; расцветало буйным цветом обыденное для сибиряка, но столь удивительное для европейца растение «баранец». Многие ученые труды засеяны «баранцом». Более того, его семена дали всходы и в литературном ого­ роде Европы. Симплициссимус Гриммельсгаузена (помните, был вопрос в билете на филфаке?) красочно рассказывает о своем пребывании в татарском плену: «Я даже кушал пре­ лестное и чудесное растение баранец у татар! ...мясо у «баранца», как у рака, цвет его, как рубин или красный персик, а запах одновременно похож на аромат дыни и персика...» Достоверные сведения о «баранце» прокатились по сочинениям Герберштейна, Маржерета, Рейтенфельса, Стрейса, ОЛеария к, как говорится, многих других и дока­ тились до Генриха-Вильгельма Лудольфа, который в 1693 году решительно засвиде­ тельствовал крайнее недоверие к факту существования этого феномена растительного мира Сибири: «... я очень хорошо знаю, что к народной молве в России надо отно­ ситься с большой осторожностью. Так, рассказ о траве баранец, имеющей будто бы вид барашка, покрытой шерстью и поедающей траву вокруг себя — не соответствует истине, как я узнал от людей самых надежных...» Но не будем переоценивать трезвый скептицизм Лудольфа, поскольку те же «самые надежные люди», которые утвердили его сомнение по поводу «баранца», тут же наговорили ему про другую, не менее уникальную траву. И, выше процитирован­ ного, ученый пишет: «Наиболее замечательна из растений КОСА-ТРАВА, она, говорят, растет в Сиби­ ри и о нее ломается железо, так что коса, ее коснувшись, рассыпается на мелкие куски. Люди, достойные доверия, побывавшие в Сибири, рассказывали мне это, и я был бы упрямцем, если б им не поверил. ОДНАКО Я ОЧЕЛЬ ХОРОШО ЗНАЮ. ЧТО К НАРОДНОЙ МОЛВЕ В РОССИИ НАДО ОТНОСИТЬСЯ С БОЛЬШОЙ ОСТОРОЖНОСТЬЮ...» Рационального европейца более всего в Сибири интересовали меха, золото, дра­ гоценные камни; глубоко занимало исследование возможности прибрать эти земля к рукам. И вполне естественно то, что он — практический европеец— не обратил ни­ какого внимания на ДУБ ЗЕЛЕНЫЙ , возвышавшийся посреди этой страны, в центре легендарного Лукоморья. С древесиной в Европе тогда еще проблем не было. Хотя запасы ее истощались в деле повсеместного сжигания ведьм. Поэтому цивилизованные западные пришельцы прежде всего увидели то, что им очень хотелось увидеть,— ЗОЛОТУЮ БАБУ. Ее эьгаотическяй блеск напрочь затмил для них сказочную красоту лукоморского Дуба, обострил жадность и исказил ею любопытствующее зрение, и люди смешались с медведями, лешие и водяные стали заниматься меновой торговлей и даже платить дань великому московскому князю! Западные европейцы не смогли — да и не хотели — увидеть красоту Лукоморья, которая напитала строки Пушкина непоникающей силой. Европейцы не уразумели человека Лукоморья, одетого в звериные шкуры носи­ теля великого знания о мире. Отживают легенды... Вослед за баранцом и косой-травой уходит в небытие и коса-литовка... Местообитание мамонта в Сибири теперь ограничивается нашей родовой па­ мятью, трудами ученых да Ларьякским районом в Васюганье, где мамонт еще водих-