Сибирские огни, 1984, № 2

— Так что, товарищ старший сержант, перекур? — Все радно за нас никто эту работу не сделает. Можно минутку и отдохнуть. Перерыв, ребята! — крикнул Родак. Бойцы собирались группками, доставали махорку, беседовали отдыхали. Гожеля угостил Рашевича папироской, но про свой вопрос Н6 ззоыл. — Ну, а ты чего больше всего боялся на войне? Рашевич сделал глубокую затяжку. Как и многие поляки из Вильно, он был не особенно разговорчивым. Затянулся еще раз взгля­ нул из-под густых, выгоревших бровей на Гожелго. — Ты серьезно спрашиваешь или шутишь? - - Вот тебе на! Какие там шутки. Старший сержант и Браун боя­ лись бомб, я этих^чертовых минометов выносить не мог... — А я на войне всего боялся, вот так-то! Как это всего? не выдержал Гожеля.— Тогда от одного толь­ ко страха ты давно уже должен был протянуть ноги. — Что вы говорите, Рашевич,— вмешался Браун.— А этих немцев в подвале, в Берлине, вы тоже со страха взяли в плен? Гожёля^^^” пригнал тогда,- наверное, с десяток фрицев,— подтвердил Если уж*быть точным-, их было пятнадцать,— с достоинством поправил Рашевич.— Ну нес я термос с гороховым супом, чтобы ребя­ та подкрепились, ведь повар боялся идти к ним. — Ничего себе, повар боялся и не пошел, а ты боялся и пошел? — Пошел, потому что должен был. Ведь там находился мой взвод Значит, и мое место было там. Вот и пошел. А заодно и термос взял. А немцев тоже «заодно» взял?— не сдавался Гожеля, Угадал. Немцы обстреливали улицы из пулеметов. Да еще снайперы досаждали. Куркевича тогда... И Фельчука... Помните? Вот мне и пришло в голову, а что если пробраться к нашим под валом Ну и пошел с автоматом наперевес. Открываю дверь, а там полно фрицев Бросишься н а з а д -у б ью т , как пить дать. Ну, я и жахнул бчереда в по­ толок, крикнул «Напбе ЬосЬ»' и на лестницу. Смотрю, выходят по од­ ному с поднятыми вверх руками. Так вот и привел. — И все это со страха сделал? — А ты думал как? У меня даже поджилки тряслись. Не такой уж я дурак, чтобы ничего не бояться. А войны боялся с самого начала Больше смерти. Смерти, правда, никогда не боялся. Рано или поздно ка>?дому придется умирать. А вот война — это несчастье для человека хуже смерти. Смерть отнимает у тебя жизнь. Вот, дунул на свечку’ и она погасла. А воина, бывает, жизнь тебе оставит, но все остальное заберет. Душу искалечит, сердце в камень превратит, дом разрушит ^Улешь жить йикому не нужный, одинокий и забро­ шенный, как этот пень. Поэтому, если ты серьезно спрашиваешь,’отве­ чаю тебе честно, что на войне я всего боялся, а уж больше всего ее са­ мой, этой проклятой войны. Рашевтш бросил окурок, с трудом встал, взял лопату и начал- за ­ сыпать глубокую воронку от бомбы. Гожеля и Браун последовали его примеру. Работали молча, занятый каждый своими мыслями Родак, как, кстати, и остальные, знал, что Рашевич не имел пока никаких сведении о своей семье. Даже у такого весельчака, балагура и внешне бе^аботного человека, берущего от жизни все, что тольто можно, как Фелек Гожеля, была своя затаенная печаль, которая не да­ вала ему покоя: старший брат, вывезенный немцами в Германию не подавал никаких вестей. Впрочем, почти у каждо?о из бойцоГбыла из- путанная жизнь!"™ искалеченная, то, по крайней мере, страшно за- нолем к саперам. Он вздрогнул, даже испугался,- когда ‘ «Руки вверх» (нем.)