Сибирские огни, 1984, № 2
т ш Т а Й ^ м к ^ я — тысячи 7 ' ^ ° ' ^ е д и н с т в е н ный . 1 а к и х к а к я ты сячи . Т ак и х и д а ж е ещ е б о л ьш и х к а л е к — б е з рук, без глаз. Знаю. Но от этого мне не легче. Мне до сих пор еще кажется, что достаточно засунуть руку под одеяло, чтобы удостоверить ся, что они там. Они даже болят у меня временами, немеют... А знаешь, чего я больше всего боюсь? Встречи с людьми с Поймы. Думаю про себя, лучше бы меня совсем укокошили — по крайней мере, вспоминали бы таким, каким к был. Пожалели бы, что такой молодой, повспоми- нали^бы, как водится, и со временем забыли. А так что? Кому я нужен такой? Они знают, знают... Я написал бабушке, как было не написать? Любка тоже знает. Пишут мне, утешают, уговаривают поскореее вер нуться.^ Но зачем, Стась, зачем? А там у нас сейчас уже, наверное, вес на. Пойма очистилась ото льда. Начался сплав. Время охоты на тете ревов. Тайга смолой, солнцем пахнет. Перебросить бы ружьишько через плечо, свистнуть собаку, и в чащу! А вечерком, когда вдоволь на лазишься, устанешь, усесться на берегу какой-нибудь речушки, сварить^ ухи, дыму понюхать... — Ты должен^ туда вернуться, Ваня, должен. Ведь это твои род ные края, там твой дом\, Со временем все встанет на свои места... Все, что принес с собой, Сташек выложил на табуретку у койки. Оставил на всякий случай адрес своей полевой почты и дяди в Калино вой. Обещал вскоре навестить, ведь в госпитале остаются Дубецкий и эта девушка. Обнялись на прощание. — Держись, Ваня, вот увидишь, все со временем образуется,— повторил он еще раз с порога. Ваня высунул из-под одеяла худую руку. А теперь Сташеку было ужасно неловко и стыдно за эти пустые, избитые слова, которые он, уходя, произнес. Лучше было бы ничего не говорить, не жалеть, не оправдываться. Но ведь так уж принято гово рить, так люди утешают друг друга. И один за другим повторяют, как попугаи, эти слова. Он решил заглянуть еще к Еве и Кларе. И, пора женный, остановился в дверях. Клара, одетая в белый, госпитальный халат, в каких ходили все санитарки, вытирала пыль со стеклянной витрины аптеки. Она была так поглощена этим, что не заметила, как вошел старший сержант. Заколотые в изящный кок волосы выделялись своей необычной сединой, контрастировали со слегка разрумянившим ся, нежным лицом. Неужели врач была права? Ева приложила палец к губам, чтобы он не заговорил. Он кивнул и попятился назад. Спустя минуту она вышла следом за ним. — Ну как дела? — Ее совершенно не узнать. Едва увидела госпиталь, как сразу же • ожила. Уже вчера вечером, когда девчата забрали нас к себе, Клара словно очнулась от летаргического сна. Вначале вспоминала Варшаву, восстание, госпиталь. Надела халат и разговаривала со мной совершен но нормально. Спрашивала, что мы будем здесь делать. Я сказала, помогать раненым, что здесь лежат и наши бойцы. Обрадовалась, сразу же захотела пойти на дежурство. — Докторша говорит, что ты должна какое-то время побыть с ней. Что ты на это скажешь? А мы забираем Яцыну и сразу же возвра щаемся в батальон. — Если надо — останусь. Жаль мне ее... Скрипнула дверь. Выглянула Клара. — Ева, где ты? — ее взгляд был совершенно осознанным. В гла зах мелькнуло удивление, когда она заметила Родака. Сташек не знал, как вести себя. Боялся испугать ее. — Я здесь, Кларочка. Разговариваю со старшим сержантом, не узнаешь его? Это с ним мы приехали вчера. Клара взглянула на Родака раз, другой. Видно было, что она пытается что-то вспомнить, но безуспешно. Родак улыбался и по- црежнему не знал, как вести себя.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2