Сибирские огни, 1984, № 2

тор Таманский— хотя ему хочется выть от тоски по тайге, семье, реке, полям, жене и детям — остается вместе с ними, со своими бойцами, с поляками. Плохо спалось в ту ночь майору. Не помогли ни мягкая софа, ни легкое пуховое одеяло, ни накрахмаленная, шелестящая, пахнущая све­ жестью постель. А может быть, именно поэтому сон и не приходил? А може’т, это смерть Ковальчика так взволновала майора? Но ведь на то и война,- чтобы гибли солдаты. Да, но война-то закончилась, а Ко­ вальчика нет в живых. Как-то — неизвестно откуда и почему — пришла Таманскому в голову мысль вспомнить друзей, боевых товарищей, сво­ их командиррьв и подчиненных, которые погибли на поле брани. Начал считать, но тотчас же перестал. Стольких уже недоставало. Однако эта мысль часто возвращалась к нему. Особенно с тех пор, когда он начал служить в Войске Польском и командовать поляками. Смерть или тя­ желое ранение своего бойца он переживал как личную неудачу. «Они верят мне, доверяют, а как я ими командую?» Его выводило из себя, когда у кого-то из коллег-офицеров срывалась с языка избитая фраза: «Что ты так убиваешься — ведь это же война, а на войне, как на вой­ не». И тогда он отвечал им: «На то ты и командир, чтобы думать не только о себе, но-и о своих бойцах. «Ура» надо кричать не для того, чтобы заглушить свой страх, а для того, чтобы напугать противника». Однажды даже командир полка на одном из совещаний упрекнул Та­ манского в том, что он чересчур осторожен. «Если бы ты поднял своих в атаку — давно бы взял эту проклятую деревню. Зря ждал танков. А теперь они хвастаются и смеются над твоей пехотой». Обычно дне-- циплинированный Таманский на этот раз не выдержал: «Зато у меня в батальоне осталось на десяток бойцов больше»... Случайно, по-глупо­ му погиб Ковальчик... Майор прдошел к окн}^ и распахнул его настежь. Шел проливной, теплый, весенний дождь. Крупные капли шелестели в пока еще голых побегах дикого винограда и в зеленой листве достигающей окна кроны каштана. Между деревьями стелился тянущийся с раскинувшегося не­ подалеку моря туман. В дверь постучали. Вошел капитан Затора и мол­ ча остановился рядом с Таманским. Майор, не поворачиваясь, сказал: — Погибнуть теперь, когда все это наконец--го закончилось...— Затора продолжал молчать.— Ты написал его семье? — Написал. Перестань убиваться. Я думаю, надо весь батальон вывести на похороны. — Правильно. Скажи об этом начальнику штаба. — Уже сказал. Я подумал, что ты не будешь возражать. — И правильно подумал. А вот у могилы на этот раз я что-нибудь скажу, хотя это и твой политруковский хлеб. ^ Для нас обоих одинаково трудный. Родак тоже ходит сам не свой, думает, что это по его вине. — Ты говорил с ним? — Пытался. Может быть, ты скажешь ему несколько сло(в? Боюсь, как бы парень не перегорел, тем более что Талярский набросился вчера на него, грозил штрафной ротой и военно-полевым судом... — Я давно тебе говорил, что этот твой Талярский не годится в ко­ мандиры роты: водку хлещет, за девками бегает, людей не уважает. — А почему мой? А потому, что когда я его еще на Праге хотел отстранить оТ ко­ мандования ротой, кто взял его под защиту? — Было дело. Не спорю. Но он епщ молодой, не оперившийся. Хоронили рядового Валенты Ковальчика ровно в полдень. Дождь лил не переставая, Небо затянули низкие кучевые облака. Со стороны моря стелился туман. Могилу выкопали на опушке старого парка. Гроб сколотили Тридульский и Яремчак из найденного во дворце фанерного шкафа, покрытого темно-вишневым лаком. Изготовили крест Березо­ вый. Батальон построился в карре. На правом фланге — рота поручика