Сибирские огни, 1984, № 2

Его ведь, как человека современного, силь­ но терзали «грани меж городом и селом». Он держал связь и с прошлым своей Ро­ дины. Потому-то постоянно слышал смут­ ный звон далеких времен: «То скорбный он, то гневный и державный!» Рубцов помнил и гордился, что «бежал отсюда (из Москвы Б. У.) сам Наполеон, покрылся снегом путь его бесславный...» Поэт тревожился и о будущем земли, и о своей навеки любимой Руси. На вопрос деревенской старушки «Будет ли война?» — лирический герой хотя и отвечает, что «на­ верное, не будет», но в другом произведении он же почти истерически кричит и, зады­ хаясь, завещает: «Россия, Русь! Храни себя, храни!..» Будучи сыном «морских факторий», став после флотской службы, как говорится, сугубо гражданским человеком, он долго не засиживался на одном месте. Он любил с юных лет дорогу и путешествие. Вероятно, новые шири и дали ,не давали ему покоя, звали его к себе, как писал его земляк Александр Яшин, бродить «босиком по зем­ ле». Сыновней любовью до боли любя Рос­ сию и русского человека, поэт многое поз­ нал именно в своем «бродяжничестве» и в стихах своих говорил об этом, не скры­ вая ничего. Он видел воочию доброту и щедрость русского человека и готов был всегда «за всю любовь расплатиться лю­ бовью». Не миновали его в странствиях по земле и человеческая жестокость, ту­ пость и жадность. Об этом открыто и не менее жестоко, по-рубцовски зримо сказа­ но в стихотворении «Неизвестный»: Он шел против снега во мраке, Бездомхый, голодный, больной. Он после стучался в бараки В какой-то деревне лесной. Его не пустили. Тупая Какая-то бабка а упор Сказала, к нему подступая: — Бродяга, Наверное, вор... Кто скажет после таких стихов, что поэзия Н. Рубцова «тихая»?.. Нет, во мно­ гих его стихах заложены острые конфлик­ ты. Конфликты времени и общества, Руб­ цов прямо в лоб не называет в своих произведениях, «что такое хорошо и что та­ кое плохо». Своей целя он достигает тон­ ким мастерством художника, большой под- текстовой нагрузкой своих лучших стихов. Поскольку я пишу воспоминание, а не теоретическое исследование о поэзии Ни­ колая Рубцова, то, чтобы конкретнее под­ черкнуть его неизменную любовь ко всему народному, и горестному, и светлому — хо­ чу остановиться на одной немаловажной детали, на том, как он всей своей горячей душой воспринимал пословицы и поговорки, старинные русские песни и романсы. В ми­ нуты веселья и тоски брал он в руки гитару или гармошку и начинал петь народные песни. Он пел одну и ту же песню по-разно­ му, иногда тихим и спокойным голосом, а чаше всего надрываясь, чуть ли не плача. Но особенно любы ему были старинные ро­ мансы «Вечерний звон» и «Гори, гори, моя звезда». И вот сейчас, когда я вспомнил это, моментально откуда-то дошли до моих ушей мелодия и живой, пронзительный го­ лос Коли, и где-то что-то шевельнулось, горшей болью аастонала душа: Гори, гори, моя звезда. Звезда любви приветная. Ты у меня одна заветная. Другой не будет, никогда. . • Рубцов никогда не был теоретиком поэзии,- Он был ее практиком и душою поэта ощущал, что совершается вокруг не­ го, кто на что способен. География поэзии — это все-таки че­ ловеческая душа, невидимая струна живого сердца,— как-то однажды убежденно гово­ рил он мне.— И пусть поэзия эта говорит только о деревне или о городе, если она настоящая, то все равно охватит наш шар земной, все человечество. Ведь нет же та­ кого человека, который жил бы без сердца и души?.. Хочу отметить еШе один немаловажный факт из биографии Рубцова. Его не остав­ ляли равнодушным творения ребят из на­ циональных республик и областей. Он инте­ ресовался стихами своих сокурсников, при­ нимал активное участие в их обсуждении, охотно читал подстрочники. В работах, выходящих ныне о творчест­ ве Рубцова, почему-то не отмечается то, что он не только интересовался поэзиеи, создающейся на языках народов вашей страны но и пробовал переводить ее сам. Так, он перевел ряд стихотворений осетин­ ского поэта, студента нашего института Хазбия Дзаболова, жизненный путь которо­ го, к сожалению, оборвался намного рань­ ше, чем самого Рубцова. Хазбй Дзаболов при жизни издал, ка­ жется, всего три сборника стихов. Помню, что стихи его в переводах Рубцова однаж­ ды печатались в еженедельнике «Литера­ турная Россия», затем автор включил их в книгу «Очаг», вышедшую в 1963 году в осетинском издательстве «Ир». В 1966 году в издательстве «Молодая гвардия» вышел мой первый московский сборник стихов на русском языке «Ветка горного кедра». Чтобы достью, я подарил Коле свою книгу. Эта моя первая ласточка, судя по отзывам кри­ тиков и читателей тех времен, была в ос­ новном принята положительно Книга, ве­ роятно, пришлась по Душе и Рубцову, по­ скольку на другой же день, встретив меня, он цитировал некоторые строчки из моих’ стихов. Раз проснулся я: луна У дверей—такая робкая! Показалась мне она Нашей белою коровкою. — Эти строчки мне близки,— сказал Ко­ ля,— а у тебя таких немало 8 сборнике, И 'вот эти тоже своеобразные и свежие: «На тебя загляделся Алтай, ты на диво светла и юна. Ты — как горный цветок — танталай. ты — как птица тайги — агуна».и А хочешь, попробую перевести твои стихи?.. Подбери для меня несколько под­ строчников?.. Честное слово, я промолчал. В то время я начал увлекаться свободными стихами, писал сюжетные, почти прозаические рассказы в стихах. Сильно увлекался поэзией Владимира Маяковского, Назыма Хикмета, Уолта Уитмена. К тому же мне казалось, что я стихи наши, а позиции очень далеки друг от друга. Может быть, мне на- т