Сибирские огни, 1984, № 2

Евтушенко «Хлеб сам себя несет», в свое время опубликованной в «Литературной га­ зете», затем вошедшей в его книгу «Талант есть чудо неслучайное». Позволю себе усомниться в одной детали. Евтушенко, описывая внешний облик Николая Рубцова, замечает что он постоянно ходил «...обмо­ танный шарфом, за что его и прозвали «Шарфиком». Деталь эта не ахти какая, но мы, жившие е ним в одном общежитии и учившиеся на одном курсе, ни разу «Шар­ фиком» его не «прозывали», хотя он дейст­ вительно любил носить длинный шарф. Если было бы у Рубцова такое прозвище, по крайней мере мы, его сокурсники, знали бы непременно!.. Некоторые товарищи, глубоко не проник­ нув до настоящей сути и сердцевины сти­ хов Н, Рубцова, скороспешно норовили об­ винить поэта, что он подражает С. Есени­ ну, А . Фету Ф, Тютчеву и даже А, Блоку. Да, в самом деле он любил этих поэтов, восхищался ими. постоянно читал, изучал их. Лично я ие раз видел, как Коля носил под мышкой томик Ф, Тютчева или того же А. Блока. Иногда он горячился и доказывал, что нынешние школьники плохо знают поэзию Фета и Тютчева, Блока и Хлебни­ кова. Однажды мы сидели с Колей в его комна­ те, в общежитии Литинститута. Он безмер­ но, как мне тогда показалось, восхищался стихами Тютчева и Фета, чьи книги как раз лежали перед ним, и он старался убедить меня, какие гении были и жили на земле Российской, хотя я не протестовал, а, на­ против, соглашался с ним. Но Коля, мотнув . лысеющей головой, решительно продолжал «преподавать» мне «уроки настоящей рус­ ской поэзии»: Влажен, ктб посетил сей мир В его минуты роковые! — читал он наизусть Федора Ивановича Тют­ чева и сам себе удовлетворенно говорил: — Вот это боль! Вот как надо думать и писать о России! Далее начал читать, пожалуй, самое зна­ менитое из стихотворений Тютчева? Умом Россию не понять. Аршином общим не измерить: У ней особенная стать — В Россию можно только верить. — Пойми умом,— горячился Рубцов,— какие жаркие и горькие стихи он, например, писал о женщинах и любви, о том «...как убийственно мы любим». Нет, лучше послу­ шай и сам убедись: Она сидела на полу И груду писем разбирала, И, как остывшую золу. Брала их в руки и бросала. ' И, дочитав до конца, вдруг замолк и за­ думался. Через какое-то время вскинул го­ лову, посмотрел на меня сквозь ресницы туманно-карими глазами и заговорил о Фете: — Это тоже один из самых жгучих нер­ вов Руси. Иногда он выдавал такие свет­ лые, звонкие и широкие картины Родины, какие неподвластны кисти самых талантли-^ вых пейзажистов! Вот как просто и прост­ ранно он умеет рисовать словом; Чудная картина. Как ты мне родна: Белая равнина, Полная луна, Свет небес высоких, И блестящий снег, И саней далеких Одинокий бег. Вдруг грустно заключил; — Те, кто глухи к русскому слову и зову Родины, лишь бы сказать что-нибудь или показать свой ум или кольнуть побольней, меня слепо обвиняют — он подражает, мол, Есенину, Тютчеву и так далее.— Он нервно дернул плечами и, зло хмыкнув, сказал: — Моим недоброжелателям решил ответить. И прочитал стих, в котором говорится, что на него вешают ярлыки, что он якобы перепевает Есенина и Тютчева, даже Маяковского, а куда,ему деться и к кому обратиться, жаждущему сказать свое неж­ ное и понятное слово о Родине? Что касается творчества Тютчева и Фета, то Рубцов считал себя их сменой, своеоб­ разным последователем и, может б^1ть, единственным их достойным наследником. Это свое чувство он позже выразит стихами: Я переписывать не стану Из книги Тютчева и Фета, Я даже слушать перестану Того ж е Тютчева и Фета, И я придумывать не стану Себя особого, Рубцова, За это верить перестану В того же самого Рубцова. Но я у Тютчева в Фрта Проверю искреннее слово. Чтоб книгу Тютчева и Фета Продолжить книгою Рубцова. Мило сердцу и душе Рубцова было все естественное, как последний и тихий гром в августовском небе, как шелест летнего дождя под кровлей шалаша сельских коса­ рей или скрип чистого снега под ногами. Поэтому-то в его стихах — точные и простые слова, близкие к разговорной ре­ чи народа. И писал он о простых и добрых людях. Народность — вот основа всей поэзии Николая Рубцова. Он хранил в себе красоту и мудрость сельских жителей, остроту и образность, фольклорную красоч­ ность их языка. Многие его стихи на первый взгляд ка­ жутся весьма традиционными, какими-то патриархальными. Но это всего лишь к а ж е т с я . На самом деле в тишине его стихов заложена взрывчатая сила нашего времени, нашего жестокого, оттветственного за человеческую жизнь века. Ведь Рубцов сам писал, что в нем живет «адский дух»! С годами все глубже и ясней становится его поэзия. Вчитываясь в нее, продираясь и проникая во мглу и свет поэтического слова моего друга, ощупью души я начинаю понимать, что был он как бы нервом рос­ сийской жизни. Был термометром, измеряю­ щим температуру своего времени и окруже­ ния. Он интересовался не только тем, что совершается на данном отрезке времени и пространства вокруг него. Сегодня, во многих стихотворениях Рубцова мы найдем труднейшие проблемы наших дней, даже очерковую достоверность и конкретность. К таковым, например, относятся «Русский огонь», «На автотрассе», «Грани» и Другие.