Сибирские огни, 1984, № 2

бывшие подворья надо распахивать и пу­ скать в оборот. «Богом данные места за­ сейте овсом, а жить лезьте в болото — вот положеньице»). 6 сущности, все начальное освоение но­ вой и почти неожиданой проблемы сохране­ ния среды шло именно этим назывным об-' разом. Журналистика осматривала конту­ ры проблемы и пока надеялась на внеш­ нее, директивное разрешение неизбежных сложностей. От этого явилось и сейчас является, много книг, где все разрешается вполне благополучно — вмешательством вы­ соких инстанций, энтузиазмом конструкто­ ров. инициативой рабочих. Но я не случайно останавливаюсь на астафьевской «Царь-рыбе». Довольно ско­ ро от рассмотрения' как неожиданных, так и вполне прогнозируемых просчетов эко­ номического или научного характера пи­ сатель переходит к более узкому кругу проблем и героев, останавливаясь сначала на пестрой публике ' енисейских' браконь­ еров, которые- и слова этого не стесняются, а даже и напротив — горделиво аттестуют им себя, будто вольную профессию опреде­ ляют, а потом приходит и вовсе только к паре, 'враждебной диаде героев: Аким и Гериев, из которых один простодушно естественен и взращен самою природой, а другой выпестован устойчивой культурой современного города со всеми негативными отклонениями , этой культуры — теоретиче­ ски обоснованным эгоизмом, цепкой при­ способляемостью и потребительской психо­ логией, С высоты общеевропейских и межконти­ нентальных забот проблемы, поднимаемые .Астафьевым в «Царь-рыбе», может быть, и н евеликивсе-таки мужики не в про­ мышленных масштабах реку зорят и тайгу не химическими отходами травят — не в их это интересах Но художник зерно видит, что в таком «хозяйски широком» от­ ношении («Земля у . нас богатая, на всех хватит, да и нам не век жить, а там кто знает, что будет») опасность не меньшая, чем разрушение атмосферы выбросами от­ ходов, распространение вредных насеко­ мых при открытых системах ирригации или необратимые перемены климата, связан­ ные с увеличением в воздухе углекислого газа, Астафьев неизбежно приходит к клас- сически-русскому, традиционно-наслед­ ственному для нашей культуры повороту ' т^мы — к пониманию того, что сохранение среды необходимо начинать с сохранения человека, с восстановления его органической соприродности. Он все реже формулирует мысль напрямую, и, чтобы определить пафос глав «Царь-рыбы», живописующих бра­ коньерскую публику Бнисея, мне удобнее было бы, например, воспользоваться выво­ дом В. Распутина, который в благородном очерке о Байкале горько ,и обоснованно писал: «Старое извечное несоответствиё на­ ше той земле, на которой мы живем, и ее благодати — старая наша беда». И там же Распутин развивает мысль в вековечном наше,\1 русле, сразу уточняя, почему рас­ хождение с землей губительно для чело­ века: «Природа сама по себе всегда нрав­ ственна... И как знать, не она, не природа ли, и'удерживает нас в-немалой степени в 'тех более или менее разумных ьюка 'ёще рамках, которыми определяется наше мо­ ральное состояние». Отличная мысль! Она подтверждена всем творчеством самого Распутина. И Астафь­ ев тоже ее подтверждает, заставляя ста­ рого рыбака Игнатьича из рассказа, давше­ го название всей книге («Царь-рыба»), выйти из страшной ночи если не преобра­ женным, то увидевшим в судьбе своей. пфосвет этого возможного преображения. Именно эта'правда морального сопряжения человека и природы сводит Акима и Гер- цева в резком, где прямом, а больше за­ очном и бессознательном диалоге, хотя к защит© среды этот диалог опять как буд­ то отношения не имеет, потому что Аким не защитник (он сам с самоловом выходил) и Герцев не хйщник (он лишнего не берет). Но внутренне именно этот диалог и стал самым существенным уроком книги. Тут природный человек вышел против внеприродного, сын родной земли против насильственно осиротившего себя пасын­ ка. Тут традиция й простом живом ее виде сопротивляется умозрительной безот­ ветственности. Старомодно выражаясь, — тут дух сражается с мертвящим рассудкол^ и добрые старые наследованные нравст­ венные принципы отстаивают себя в стол­ кновении с безродной новизной, позабыв­ шей в себе родовые заветы для ложно по­ нятого самовластия над природой. К этому же повороту проблемы ведет свое «Прощание с Матёрой» и В. Распутин. И сюда же рано или поздно поворачивают все неспекулятивно мыслящие писатели, занятые экологически,ми проблемами, хо­ тя они идут иногда скрытными, даже, я бы сказал, ироническими дорогами, какой ведет, например, своего героя В. Макании в повести «Предтеча». Писатель и пошучи­ вает над стариком героем с его знахарст­ вом и «научным ряженьем», и досадует на его кустарные ойыты, и нам кивает все время — спятил, мол, старик, что с него возьмешь, но ни разу прозаик не оборвал старика, когда тот вновь и вновь твердил, что 'лечение-то лечением, но надо еще и душу помнить, и иногда вон как поворачи­ вал: «...люди прощают себе пошлость, а зря!.. Хапанье, загнанное внутрь и совестью не выявленное, ведет изнутри свою разру­ шительную, . хотя и невидимую работу ...разгоняется самый простейший наш кле­ точный материал — возникает рак: мщение природы за нашу гонку. Сделанные хапанья .вы-то не сочли и забыли, о,цнако их не забыл изначально совестливый ваш орга­ низм — по счету платят...» Следом за У. Уитменом наиболее зоркие писатели могли бы сказать: «Земля и море, животные, рыбы и птицы, простор неба и его светила, леса, горы, реки — темы не мел­ кие,— но от поэта ждут, чтобы он сделал нечто большее, чем просто указал на кра­ соту и достоинства, всегда отличающие со­ здания неживой природы,— от него ждут, чтобы он указал путь от реального к душе» (подчеркнуто мною — В. /С.). Если сейчас посмотреть на этот вывод внимательнее, окажется, что мы в сущно­ сти воротились в начальнч ю точку, к тому ■жйвому'"'''‘*кф'аНасьевскоы^', тургеиевсковау