Сибирские огни, 1984, № 2

своих лошадей, потому как погнали их вплавь, а Обь — как извест­ но — не ручей. Никаких сражений в Подгорном не было, но люди говорили, что свершилась революция и батюшки царя уже нет. Потом начали воз­ вращаться в деревню солдаты с фронта. Пили самогон, колотили не­ верных жен и рассказывали, как там бывало на этой войне. Особенно один, однорукий Семка, был специалистом ко самым невероятным военным рассказам, Поначалу ребята — а среди них, разумеется, Вик­ тор — слушали эти Семкины небылицы, разинув рты, но потом поня­ ли, что он все выдумывает, и начали в открытую издеваться над быв­ шим солдатом. Более того, они прозвали Семку «Генералом-вшой». Ведь Семка, когда напивался, все время твердил, что для солдата в окопах нет более грозного, непобедимого врага, чем генерал-вша-. Семка говорил «вша», а не «вошь». Так и пристало к нему это прозви­ ще: «Генерал-вша». Все, что в начале своей жизни Виктор знал о вой­ не, было то, что она происходит где-то далеко, что на ней стреляют, что кругом грязь, а солдат жрут вши. Тоже мне война! Но ведь Семка пришел с нее без руки, даже ширинку не мог сам себе застегнуть. Не вши же ему отгрызли руку. А несколько других мужиков из сибирской деревни Подгорное вообще не вернулись с этой вшивой войны., Потом Виктор смотрел еще разные кинофильмы, которые время от времени, чаще всего по субботам, крутили в клубе, но и там эта война выгляде­ ла как-то несерьезно... Школа. Колхоз. Армия. Почти три года прослужил молодой Та­ манский в дальневосточном гарнизоне. И только там он почувствовал широкое дыхание большого мира. А заодно, наверное,, уже тогда по­ нял, что, хотя его родная деревня и является всего лишь небольшой точечкой на карте мира, карта эта, этот мир в миниатюре, состоит именно из таких точечек. Почти три года готовили'из него солдата, чтобы в случае чего.„ И он все лучше понимал это «в случае чего». Становился все более зрелым и рассудительным. Окончил курсы и демобилзовался в звании сержанта. Вернулся в деревню. Поработал несколько лет и только тогда женился. Поздно­ вато, правда, ведь ему было уже под тридцать, но он в шутку говорил, что ждал свою большую любовь. А эту большую любовь смуглолицого совхозного механика Виктора Таманского звали Евдокией, Дусей, и была она с другого берега Оби, работала там учительницей. Большая любовь — а Таманский в такую любовь верил — вспыхивает внезапно й длится вечно. В ином случае это — только увлечение, страсть и черт знает что еще, но если это чувство проходит — неважно, через неделю, через год или десять лет,— это, конечно, была не любовь. Ибо настоя­ щая любовь тем и отличается, что тебе не нужен никто другой, кроме, этой девушки. Только эта! Даже если та — другая — седьмое чудо све­ та. И пока длится это благостное состояние — можно говорить о любви. Виктор осознал это и ему было легко на душе. Он был счастлив. Появились дети. С ними — новые радости и заботы. Дни сменялись один за другим. На первый взгляд ничем не примечательные — и все же каждый был не похож на другой. И была земля. Безбрежные про­ сторы плодородной земли. Что посеял, то и росло, несмотря на корот­ кое сибирское лето. Таманский любил землю! Любил спозаранку выйти в поле. Вдыхать полной грудью бодрящий утренний воздух, любовать­ ся, видом полей, меняющих свою окраску в зависимости от времени года, дня или погоды. Перед самой войной он был уже заместителем директора совхоза. Живешь себе, не считаешь ни лет, ни дней, ни ча­ сов. Но ведь бывают в твоей жизни не только года, месяцы или дни, но даже доли секунд, которые навсегда остаются в памяти. О войне Таманский узнал по телефону; Виктор — с самого утра, злой, как сто чертей,— звонил как раз на районную базу, почему-то тя­ нули с доставкой запасных частей к комбайнам, а со дня на день долж