Сибирские огни, 1984, № 2

ЕГО ПОЭТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК. В стихотворениях Л. Надя чрезвычайная строй­ ность и выверенность средств выражения сочетается с пристальным и постоянным сле­ дованием зр движением и изменениями реальной двйствителыюсти. Он формировал свои лаконичные, тодтянртые», сжатой структуры стихи с уверенной творческой дис­ циплиной и блестящим поэтическим мастерством. Его своеобразный стихотворный язык совершенно выражает мир личности поэта ото — наполненный, широкий мир. Его истоки в венгерской народной поэзии, дснюлне- ны влиянием Аттилы Иожефа, великого венгерского пролетарского поэта. Ласло Надь включал в свои стихи в одинаковой мере образный и лексический ма­ териал природы, народного быта, старины. В его поэтическом языке гармонично и есте­ ственно слились сЛова народных говоров и элементы архаики, фразы городского жарво- на и прнЛтия общей человеческой культуры, и даже технической цивилизаиии ЕГО ИДЕЙНОЕ ЗНАЧЕНИЕ. ДЕЖЕ ТОТ, заместитель министра культуры ВНР пишет о Ласло Наде: «Когда его класс стал действительно одним из решающих факто­ ров нации — тогда и его, вместе с многими товарищами, поднял вихрь «ясных ветров» в ряды народной интеллигенции... С этого исторического момента его творчество вдох­ новляемое крестьянством, неразрывно связалось с социализмом, с его радостями и трудностями...» Революция в поэзии, осуществленная им вместе с Ференцем Юхасом в середине пятидесятых годов, «является грандиозным поэтическим утверждением того, что наше общество — это тир не только идиллий, но и противоречий, иногда даже драм и траге­ дий; что общим делом рабочего класса и крестьянства является не только политика, но и мораль; что наше общество должно взять на себя заботы о крестьянстве вместе с его традициями, противоречиями, с ценностями, обреченными историей на гибель, с много­ вековой памятью: заботы о крестьянстве, которое всегда работало и боролось, которое всегда эксплуатировалось и которое было обречено буржуазией на бесследное раз­ ложение...» Поэтическая революция Ласло Надя «на своем языке высказсиш и то, что... благо­ состояние и обогащение внутреннего мира личности должны быть не только непрерыв­ ной и по всем правам требуемой целью, но и результатом социализма...» ПОЭТ В ЗЕРКАЛЕ СВОИХ СЛОВ. (Ласло Надь очень редко давал интервью. Еще реже говорил о себе. Совсем редко — о поэзии. Его девизом было: «Твори чудеса, не объясняй!») «Я очень редко цлачу. По-настоящему я первый раз плакал — мне было лет во­ семь — когда в воскресенье под вечер проснулся на пастбище. Заходило солнце, и я подумал о том, что все мы должны умереть. Я заревел. Гнал корову домой и плакал...». «...стал я поэтом, причина того — милый Аттила Йожеф, который меня в ранте годы потряс своими стихами, своим сиротством, своей смертью.» «Если социализм говорит «не укради» — это значит — не причиняй ущерб коллек­ тиву. Если социализм говорит «не убий» — это я понимаю так, что блага, планируемые на Земле, уже могут быть добыты без кровопролития.» «Я верю, что пишу нашему времени. И непосредственно, и косвенно. Однако я превращаю в стихи только то, о чем невозможно говорить в романе, статье, докладе, философском трактате. Иначе стихи не нужны. Я гражданин своей сегодняшней роди­ ны, не чудак, не марсианин. Если говорю, то выражаю всячески печаль, горе, борьбу или гнев своего современника. Не думаю о вечности, но хочу одного: чтобы мои стихи служили уроком для грядущих поколений, стали документами о поэте и о нашей часто упоминавшейся эпохе.» «Мне снятся прекрасные сны. Но и глупые... Я часто летаю во сне. Я, бывает, спрашиваю других — как они летают? Как будто плаваешь, обычно отвечают мне. А я летаю так: прижимаю локти к бокам, приподрмаюсь. И напрягаю силы. И чем больше напрягаю силы, тем быстрее лечу вверх...» ЕГО ВНЕШНОСТЬ. Его румяное студенческое лицо рано иссекли борозды, «от ис­ пуга заиндевели волосы». По поводу его спокойствия и величественности многие гово­ рили о нем — «крестьянский крроль». Но он был, скорее всего, «венгерским шаманом», который родился не на берегах Оби, а у подножья горы Баконь... В его внешнем виде было что-то от оригинальности художника: длинная прическа, кожаный жилет, синие льняные рубахи, синий «концертный» костюм из бархата. Он излучал неизъяснимое обаяние, которое делало его значительным в любом об­ ществе. Конечно, он по-настоящему говорил своими стихами, но в обиходном общении говорил тем, что молчал. Сидел собранный, подтянутый, либо стоял со своей знамени­ той черной палкой. Смотрел сердито, но несмотря на строгие черты лица, любил ве­ селье... Он говорил по-настоящему тем, что с у щ е с т в о в а л . И это служило мерой для окружения. Рядом с ним сразу же становился явным любой ложный жест, любое ложное слово, любой ложный проблеск глаз. Болтун вынужден был сдерживаться, ста­ новился милым, даже забавным — или умолкал. Вместе с Ласло.Надем можно было м о л ч а ть прекрасные мудрости... ВЕЩИ, ОКРУЖЕНИЕ, БУДНИ. В большом будапештском жилом доме, где он жил, у Л. Надя была маленькая мастерская в цокольном этаже. Там он часто что-то мастерил. Его страстью была резьба по дереву, но он умел обрабатывать и металл. У него были золотые руки, способные и привычные к труду. В Доме отдыха писателей в Сиглигете — они с женой там были частыми гостя­ ми — он обычно вставал очень рано. На лодке они гребли по светающему дымящемуся Балатону... Бывало, уходил на рассвете и возвращался из Вселенной, рассказывая друзьям обо всем, что видел—‘о деревьях, птицах, травах, цветах, ' ящерицах,— о при­ роде, существующей испокон веков и навет~