Сибирские огни, 1984, № 2

в глубине распластав Неподвижное, теплое тепо. Этот парень достоин. Чтоб имя ■поэму легло, Вьтит ** " ударной работою И, стальное перо По бумаге ведя тяжело, Посвяти ему, парню. Свой самый заветный эпитет! Он его заслужил! Он достоин.» Еще бы! — сейчас Его жар Наливает скупые, неровные строки. Бьется кровью в них, жизнью. Задором его, И не раз. Перечтя их, Увидиьиь его молодым и высоким. Наплывает укладчик, И, пылью скрипя на зубах. Мерзлота по железу скрежещет, лютует. Но всуе.» Грузной дрожью, теплом В землю льется литая труба, И тогда мерзлота размыкает объятья. Пасуя». М Познавая веками Колдовскую, глубинную суть. Поколенья месили замшелые, гиблые топи. Сырость прелой травы, Комарья пеленающий зуд, Наслоенья веков в роковой, ненасытной утробе. Багровел воспаленно Грубокованный, крупный восход, Низко выпи кричали, И страх вымораживал души. Но, как вызов. Остался кремневый, надежный народ, И, сплоченный в бригады, равнялся на лучших нз лучшнх. Не стыдись торопливо намытых. Натруженных строк. Натиска новизны И обманчивой грубости стиля. Мы и в ватниках мерзли у тех исполинских костров, А в горячей работе, и ватники скинув. Не етылнГ ЭГи строки тебе наббрматывал дизель, И дождь Их мочил. Они мерзли и 'с непроходимостью спорили. Обратись к ним потом, через год, И тогда ты поймешь: В них, прямых и увесистых. Загустевает история. А она по болотиналл, ровно бульдозеры, прет. Этой свеьйей траншеей ломает азы топографии. И мужает с ней вместе полярная трасса, растет, И по метру, по смене Наращивает биографию. И тому, кто сбежал, тосковать неудержно по ней... Но другие придут. Чтоб работать без помпы, огласки. И ни в Будду, ни в Яхве — Я верую в этих парней. Прямо скажем, арктической, Т^ассовской, скажем, закваски.