Сибирские огни, 1984, № 1
Неподалеку от «штабного» вагончика Иона-Иона остановил Нико лай Меркамалович. — Вот, в зеленхоз ездил,— доложил он.— Семена многолетних трав привез. Раскидаем по газонам • у административного корпуса Ж БИ ,— и показал бумажный кулек, упрятанный в полиэтиленовый пакет. — Толково,— похвалил его Неверов, пытаясь угадать, куда повер нет разговор его заместитель, будет нападать или обороняться. Николай Меркамалович, удостоверившись, что поблизости никого нет, сказал: — Заявление написал. Увольняться буду. — Правильно,— снова похвалил его Ион-Ион.— Вот закончим ЖБИ и РМЗ — и увольняйся себе на здоровье! Глядишь, я тоже заяв ление подам. З а компанию. Вместе на рыбалку съездим. Я места хоро шие знаю. И сети у меня есть. И знакомые речники с транспортом. Ты любишь рыбалку?— И мечтательно добавил:— Эх, съездить бы сейчас, побродиГь! Николай Меркамалович терпеливо выслушал его и повторил: — Увольняться буду. — Я и говорю: правильно. Вот посеешь семена. Они на нашем черноземе с опилками до колена вымахают! Это ведь твои первые строительные объекты, Николай Меркамалович? Что ни говори, а пер в о е— это первое! Его не бросают. Не-е-т. Я на свой первый дом нет-нет да и заверну. Пусть не очень ладный, стандартный, зато мой. Понима ешь? Время проходит, неприятности. Мы спорим, ругаемся. Справедли во, в обшем-то, ругаемся. А дом стоит себе. Как ни в чем не бывало. И работает. Или завод. Словами это не объяснишь. Не придумано еше таких слов. Для заявлений придумано. Для приказов тоже. Для хитро стей и дипломатии. Д аж е для любви... А поскольку у нас с тобой не хватает слов, давай договоримся так: мехколонне ты нужен. Не тот, с которым я ругался утром, не тот, которому я вкачу взыскание, а тот, который умеет работать ого-го-го как! А обешание насчет квартиры я постараюсь заострить. Не моя вина, но и я виноватым себя чувствую. — Эх,— сказал Николай Меркамалович и повторил:— Эх... Пакет с семенами выскользнул из его рук. На глинистую землю потекли темные струйки. Заместитель Иона-Иона поднял пакет, зачем-то отряхнул, будто пыль могла удержаться на нем, и сказал: — Хорошо, Иван Орестович. Я еще покручусь. к 15 Ровно в полдень на руке Иона-Иона не то запищали, не то заши пели часы-будильник. Удобная, м ежду прочим, штука, полезная. Иван Орестович обнажил темное от волос запястье и сказал обыч ную в таких случаях фразу: — А мой петух и днем кричит! Водитель воспринял эти слова как команду. Одернул на себе по лосатую сорочку с погончиками, поправил широкий ремень, пряжка ко торого изображала морду льва, сплюнул и нырнул в «газик». Его лицо сделалось строгим, сосредоточенным, щеки округлились, и б е з того длинная шея напряженно вытянулась. — В столовую?— спросил он со значительностью в голосе. — Проголодался?— вопросом на вопрос ответил Ион-Ион. — Смотря по обстоятельствам. — Если по обстоятельствам, то гони на жилдом. — У них обед. — Пообедают чем бог послал, а закусят нашим с тобой присут ствием.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2