Сибирские огни, 1984, № 1
Родительский дом встретил Машу неприветливо. Никто не выбе ж ал на крыльцо, не удивился, не обрадовался, не заголосил. Улица будто вымерла. — Что, не получилось карнавала? — спросил шофер. — Езжай! — сердито обрубила Девушкина,— Как-нибудь сама разберусь.— И, подхватив пузатую матерчатую сумку и чемоданчик- дипломат, неловко прыгнула на отсыпанную щебенкой дорожную твердь. Ойкнула, почувствовав боль в ноге, уронила сумку. — А капли забери,'— услышала вслед.— Чуть чего, сама и подле чишься. Донышком вперед вынырнула из «Урала» нарочито забытая Машей бутылка «Зверобоя», повисла в воздухе. — Езжай, говорю, дядя! — Девушкина вгорячах хлопнула дверцей. Глухо взорвалась бутылка. — Что ж ты делаешь, оскомина синегубая? — рассердился шо фер.— Ни себе, ни другим! Он вымел рукавом осколки с сиденья под ноги Маше, загнул для порядка еще два народных афоризма и укатил прочь, Прихрамывая, Маша пересекла неухоженный двор, поднялась на крыльцо, вынула из заЯорного кольца рогулину. Запах в горнице нежилой. Воздух спертый, прокисший. Только домотканые половички разостланы, как и прежде, в четыре ряда. Ну вот и свиделись! Отец небось куда-нибудь в гости укатил, компанию искать. Мать — за ним. Они и раньше частенько так делали: вдруг пропадут. А потом еще неожиданней появятся. Тихие, до поры до времени виноватые, по кладистые. На упреки соседей, почему детей без досмотра бросили, охотно отвечают: мол, мир не без добрых людей. Небось Маняшу и Нину голодными не оставят, не то время. Главное, крыша над головой есть. Покосилась крыша, обомшела от времени — это Маша еще издали заметила. Родители отсутствуют — ладно, не впервой. Нинка-то где? Писала, на почте работает. Сходить туда? Маша заглянула в рукомойник. Пусто. Ну, Девушкины! Ну, дож и ли — сполоснуться нечем. Решительно стряхнула туфли, стянула чулки и заметалась по дому: настежь окна, настежь двери! Вот так. Пускай сквознячком вытянет. Потом, прихватив в сенях ведра, зашлепала босиком к колодцу. С радостью почувствовала, что подвернутой ноге стало легче. Вот что значит прогретая солнцем, вытканная травой целебная земля! По ней ступается легко, молодо просторно. Как подорожник из раны, оттягива- ' ет она все плохое, болезненное. Маша вдруг устыдилась своей недавней вспышки. Ни с того ни с сего обидела, быть может, хорошего человека. Он ее до самого дома довез, со временем не посчитался и платы не стал брать, а она сорва лась, «тыкать» начала, дверцей хлопать. «Зверобой» не жалко — эка невидаль; жаль спугнула дружеское участие, грубоватую доброту. Вечно у нее перепады в настроении: сделает что-нибудь, не поду мав, в сердцах, а после казнится, места себе не находит. Воду Маша черпала и поднимала из колодца долго, с удоволь ствием. Отопьет, отдохнет, не отирая губ, снова отдохнет. А сама по сторонам глаза таращит. На цветы, на бабочек, на жуков. Как в детстве. Вот цветики одуванчиков. Переждав жару, они распрямились, ожили, начали по-единому разворачивать солнечные коробочки. Ногот- 56
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2