Сибирские огни, 1984, № 1
любованном классе и слушает одного, потом второго учителя-предмет- нлка. Зато и любили его ребята, и слушались. Бывало, не может справить ся с классом какая-нибудь из молоденьких учителок, идет к Домовому: помогите, пожалуйста. Он кивнет: ага, мол, сейчас попробую. Приковы ляет к расшумевшейся вольнице, скомандует: «Ти-и-ха! Па-а-мес-там! Сты-ы-дна! Снег ки-дать!» И ведет разгоряченное воинство во двор — ох ладиться работой. В сарае у него не менее сорока щитовых деревянных лопат, обитых жестью. На каждой надпись: «бригадир», «звеньевой», «№ 1», «№ 2» и так далее. Лопаты Домовой выдавал согласно своим наблюдениям. Главный баламут получал бригадирскую лопату. Его помощники ста новились звеньевыми или первыми номерами. Больше всех шумели — пускай и поработают больше других^ Клин клином вышибают. Нередко бригадирскую лопату получала Маня Девушкина. Что бы ло, то было. И сейчас вспомнить приятно. Бригадир — он и есть брига дир. Но и жалел Домовой Маню. С любовью и горечью жалел. Как род ную. Потому что в доме Девушкиных мира и покоя не было. Выпивки, ругань, тычки. Сначала куролесил только отец. Приведет своего зака дычного дружка Миколу Мамченко, смахнут они со стола тетради-учеб ники и давай песни возгудать. Маленькая Нинка забьется от них подаль ше куда-нибудь и затихнет, чтоб не попасть под горячую руку. Старшую сестру ждет. Или мать. Потом и мать мужскую компанию разделять стала. Звали ее Улья ной Савельевной. А после того перекрестили в Улью. Всего две таких непутевых семьи в Марейке и числилось — Д евуш кины да Мамченко. Надо ж е было родиться в одной из них... «Урал» резко замедлил ход: через бетонку в три шеренги шествова ли гуси. Вожак остановился, устрашающе захлопал крыльями, ожидая, пока гусыни и молодняк достигнут спасительной придорожной канавы. Потом торопливо, по-стариковски, побежал туда сам. Гуси предвещали близость жилья. А вот и оно: покосившаяся от времени, кое-где вновь отстроенная деревушка. Теперь такие будут по падаться все чаще и чаще. Кабина «Урала» пропахла соляркой и табаком— пожилой усатый шофер дымил безостановочно. Маша посмотрела на него с неудоволь ствием: хоть бы спросил для приличия, можно или нет. И что за дурная повадка у мужиков — как за руль сел, важным ста новится, устало-небрежным. Хоть этого, к примеру, взять. Молчит. За- бронзовел. Будто и не он на базе комплектации напропалую любезничал, забыв про возраст, про супружеские узы. Вадим Кукуев вон тоже — ласковый, заботливый. Потому как встречается с Машей тайком от жены. Но и он за рулем своего пивовоза преображается, не хуже этого, усатого. Дымит без удержу. Табак, гово рит, это допгорючее. Послушать Вадима, все у него дополнительное горючее: самолюбие, развлечения, одежда, северные надбавки. Мы, говорит, пилоты земных трасс, а они в Сибири потрудней, чем воздушные. Без допэнергии каши не сваришь. А всего-то по областному центру цистерны гоняет — вот тебе и весь его сибирский пилотаж. Обидно получается: в детстве Вадим казался Маше необыкновен ным. Шумный, веселый, задиристый. Домовой чаще других мальчишек его бригадиром на расчистку снега ставил. Лопатой Вадим не работал, играл. Но еще искуснее Кукуев действовал топором. Поставит одно по лено на другое. Ударит. Верхнее развалит на половинки, нижнее об ратным движением поднимет на лезвии, перевернет—и тОже расколет, насадив на острие с размаха. Маша училась во втором классе, когда Вадим восьмилетку оканчи вал. В ту зиму надумалось ему поленницы не как обычно, а крепостными стенами поставить. Чтобы стены не осыпались, он предложил укрепить
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2