Сибирские огни № 12 - 1983

селе первой жертвой междоусобной войны — убит был тайно, подло, своими же зем­ ляками. Значение личности Николая Устинова з жизни каждого из героев «Комиссии» очень велико. Лучше всех, пожалуй, выразил его Калашников: «И голова,. и сердце, и весь 'я до последней капли крови переполненный товарищем Устиновым». Проникновеннее могла бы сказать о нем только Зинаида Панкратова, чье сердце было переполнено чистой' и беззаветной любовью к Устинову. Образ Зинаиды Панкратовой — один из самых ярких и запоминающихся в романе. Автор наделил ее немалой силой и красо­ той души, болью за весь род человеческий, страстным деланием мира и счастья всем людям на земле. Зинаида жадно впитыва­ ет жизнь, ждет добрых перемен и всерьез задумывается над сутью и смыслом проис­ ходящего. Она и Комиссию приглашает заседать в свою избу, чтобы напитаться от мужиков свежими мыслями. В отличие от мужа своего, Кирилла Панкратова, «сумасшедшего резчика по дереву», пытающегося отгородиться от сложностей жизни своим искусством, Зи­ наида и помыслить не может, чтобы отре­ шиться от тревог и забот мира. И чем дальше уходит от жизни, прячась под кры­ ло, Кирилл, тем настойчивей старается постичь ее Зинаида. Тем заметнее вызрева­ ет в ней гражданственность, крепнет «об­ щественная душа» и тем больше прибли­ жается она к Устинову. Очень поэтично передана С. Залыгиным драма любви'Зинаиды Панкратовой к Ни­ колаю Устинову. Писатель удачно исполь­ зует фольклорные мотивы (знаменитые лебяжинские сказки, которые особенно хо­ рошо рассказывает Зинаида), подчерки­ вающие. красоту, сложность и глубину взаимоотношений этих двух прекрасных людей. Об использовании фольклорных мотивов в романе «Комиссия» стоит сказать особо. Внесение в ‘повествовательную ткань ро­ мана элементов фольклора (а кроме сказок о вятских девках, породнившихся с кер­ жацкими парнями и давших начало мно­ гим поколениям лебяжинцев, это и леген­ ды о походе староверов-кержаков под во­ дительством старцев Лаврентия и Самсона Кривого в Сибирь, и старинные народные песни, и традиционные обряды) есть один из признаков стилевого своеобразия этого произведения. Они дают ощущение истори­ ческой глубины и протяженности, придают повествованию неповторимый сибирский колорит и в то же время конкретизируют и уточняют многие идейные мотивы романа, служат ключом к пониманию многих от­ тенков лебяжинской жизни. Лебяжинский фольклор, кроме того, для жителей села становится своеобразным морально-нрав­ ственным кодексом, эстетической и этиче­ ской основой их бытия. Для стиля романа «Комиссия» характер­ ны и другие черты: эпическая неторопли­ вость, некоторая дажЬ замедленность при могучем, в то же время, внутреннем напря­ жении, обстоятельность характеристик и суждений, а главное, точно найденная язы­ ковая тональность, отвечающая как основ- вьш речевым тенденциям, так к истори­ ческому духу сибирской деревни того вре­ мени. В романе «Соленая Падь» образ пахаря, сибирского хлебороба предстает уже на другом витке своего "развития (разви­ тия исторического, а не художественного, так как роман «Комиссия», появившийся позже, видится более цельным, художест­ венно совершенным произведением, отли­ чающимся большей философской глубиной). Если в «Комиссии» сибирский мужик, вернувшись с германской войны в родную деревню, еще только задумывался над всем тем, что увидел вокруг и что' до сих пор только подспудно чувствовали мно­ гие поколения его предков (о справедливо­ сти, о человеческом предназначении, о классовых и социальных взаимоотноше­ ниях между людьми), а задумавшись, за­ говорил, заспорил, пытаясь постичь исти­ ну о праведном жизнеустройстве и сделать на этом пути первые шаги, то в «Соленой Пади» настало время, когда крестьянину сибирскому надлежало действовать. При­ чем действовать с оружием в руках, защи­ щая оформившиеся и укрепившиеся в его сознании идеи равенства, справедли­ вости, счастья народного. И такой вот грозной, четко политически и идейно оформившейся народной силой, противостоящей лютой колчаковщине, предстает перед читателями большинство героев «Соленой Пади» во главе со своим вожаком, главкомом партизанской армии Ефремом Мещеряковым — героем подлин­ но народным, которому присущи не толь­ ко смелость, мужество, военно-стратегиче­ ское умение, но и способность мыслить исторически широко и философски углуб­ ленно. Прообразом Мещерякова стал легендар­ ный в Сибири партизанский командир Ефим Мамонтов. Однако вряд ли «Соленую Падь» можно назвать романом-жизнеопи­ санием, хотя образ Мещерякова и занима­ ет в нем ведущее место и многие черты Мамонтова в нем угадываются. Как и в «Комиссии», идея становления крестьянского самосознания, превращения разума народного в разум государствен­ ный (а это, несомненно, ведущая мысль всей сибирской трилогии С. Залыгина) не могла вместиться в одном, пусть и исключительно ярком, емком и типически обобщенном образе. Автор изображает сложную атмосфе­ ру партизанской республики в колчаков­ ском тылу. Есть общий враг, есть единые цели, но, как показывает С. Залыгин, нет в стане защитников революции единства. Формируя это единство, ведя внутреннюю борьбу с революционерами крайнего толка типа Брусенкова, формируется и закаляется сам Мещеряков, учатся не только военному делу, но и государственности, демократии его командиры. И это примечательно, что, продолжая основную линию советской литературы о гражданской войне—изображение непри­ миримой борьбы двух антагонистических миров,—С. Залыгин в своем романе упор делает, все-таки, на освещении конфлик­ тов, происходящих в партизанской респуб­ лике. И нельзя не. согласиться с Н. Янов-