Сибирские огни № 12 - 1983

просто бессмысленна. И прав сомневаю­ щийся в состоятельности такой позиции Саморуков, когда говорит: «Нонч-е кому вы не по карахтеру, не так сделаете, Ко­ миссия, +от на вас не просто уже будет обижаться, а с оружием в руках. И по всему-то государству то же самое...» . Впрочем, в какой-то степени лебяжин- цев понять можно. До последнего момента, пока не пришли каратели, они не верили в возможность гражданской войны и твер­ до надеялись, что своей-то общиной, зако­ нами своего деревенского, общественного микромира они как-нибудь сумеют пере­ жить смутное время. Жили ж, в самом де­ ле, до сих пор, да еще как жили — на всю округу лебяжинская община слави­ лась. И кооперация в селе была, и масло­ дельная, и смолокуренная артель, и «помочи», и «вдовьи дни» устраивали по надобности... Много чего могла община, десятки форм артельной жизни имела в своем активе. Потому-то так крепко и уповали жители Лебяжки на общественное самоуправление. Иначе, наверное, и Ко­ миссию не стали бы выбирать. Одного, правда, не учитывали лебяжин- цы: сельская община никогда не подменяла официальной власти, не становилась само­ стоятельной политической силой. Обстановка осени 1918 года, когда Со­ веты были свергнуты, а Колчак еще окон­ чательно не утвердился, требовала реши­ тельных шагов именно на пути политиче­ ского самоопределения всех слоев крестьянской массы. А вместе с тем на повестку дня вставал вопрос и о народной крестьянской власти, способной до восста­ новления Советов противостоять разгулу стихии и анархии, с одной стороны, и кол­ чаковскому террору — с другой. Поэтому вполне закономерно, что Лесная Комиссия, начав свою деятельность с охраны природы и считавшая ее поначалу единственной за­ дачей, в конце концов приходит к созданию «Обращения» к гражданам Лебяжки, свое­ образного политического документа. Впрочем, как покажет время, даже кро­ вопролитная гражданская война и первые мирные годы Советской власти (вопошйш «Соленую Падь» и «На Иртыше») не всё и не сразу поставили на свои места. Путь самоопределения сибирского крестьянина оказался особенно запутан и противоречив, в чем заметно сказывалась и специфика его положения, когда «земли крестьянам в Си­ бири не то, чтобы сколько хочешь, но хватало, фабрики их не касались...» К важным причинам политической не­ определенности Комиссии и общества, ко­ торое она представляла, можно отнести и то обстоятельство, что среди лебяжинцев не было в это время яркр выраженного политического лидера. Лишь эпизодически в романе появляется большевик Веня Пан­ кратов, но и тот вынужден скрываться, а не действовать. Надо сказать, что С. Залы­ гин нисколько не погрешил против истори­ ческой правды. Советы ушли в подполье, и их организующая роль скажется несколь­ ко позже, когда начнется всенародная борьба с колчаковщиной. А пока внутри крестьянской массы шел процесс брожения и созревания народного самосознания, та его начальная стадия, без которой невоз­ можен был бы и героизм, и преданность делу революционной борьбы • покрывших себя неувядаемой славой партизанских ар­ мий, и будущее социалистическое строи­ тельство в деревне. До сих пор речь шла о Комиссии в це­ лом, как об одном-единственном герое. По сути она и есть коллективный образ, сибирского крестьянина той поры. Но в то же время каждый из ее членов, как, впро­ чем, любой из персонажей романа, пока­ зан писателем яркой, неповторимой инди­ видуальностью. , Органическое соединение в . романе конкретных- персонажей и кол­ лективного героя позволяет С. Залыгину, с одной стороны, объективно представить сложную историческую картину жизни си­ бирской глубинки накануне гражданской войны, а с другой — эту же картину пока­ зать как бы изнутри, глазами наиболее типичных представителей крестьянской массы Сибири. Комиссия в романе становится перекре­ стием многих человеческих судеб, миро­ воззрений, жизненных позиций. Да и сама Комиссия, несмотря на общность целей, 'состоит из непохожих по характеру и взглядам людей. Возглавляет ее бывший председатель лебяжинской кооперации Петр Калашни­ ков. До сердечной боли жаждет он равен­ ства и справедливости, а путь к ним видит в артельной жизни. Однако, оставшись теоретиком и идеоло­ гом , Комиссии, Калашников так и не стал подлинным ее председателем. Скорей все­ го так получилось потому^ что слово заме­ няло ему все: ,и мысль, и действие. «С »им это случалось,— говорит о- нем автор,— когда надо быстро ответить, он пускался в рассуждения почти что молитвенные». И не без его влияния многие собрания Ко­ миссии превращались в пустую говорильню. С еще большей силой сказывалась в Калашникове общая беда всей Комиссии — политическая аморфность. «Комиссия —не власть.:.» С этим убеждением Калашников дойдет до своего смертного часа. Что-то непротивленческое, карачаевское просматривается в этом умном, здоровом и добром мужике, у которого жажда равен­ ства и 'справедливости становится беззубой, мягкотелой — какой-то абстрактно-рели­ гиозной. Фактическим же председателем Комиссии является Дерябин. Это одно из тех порож­ дений революции, которые, будучи совер­ шенно незаметными в обычное время, за­ детые всеобщими1 потрясениями, вдруг на­ чинают проявлять удивительную для их заурядной личности активность, решитель­ но и требовательно заявлять о себе, ста­ новясь пусть далеко не всегда праведной, зато действенной и опасной силой. И на начальном этапе революционной ломки, когда надо порой действовать, не сомнева­ ясь, дерябины, может быть, даже и пред­ почтительнее Калашниковых и Устиновых, хотя и стоят по человеческим достоинствам значительнб ниже их. Во всяком случае, никто из членов Комиссии, кроме Деряби­ на, не решился взя^ь на себя бремя испол­ нительской ответственности. Свое право лидерства Дерябин подтвер­ ждает .как будто бы и более ясным пони­ манием исторического момента. Он прямо говорит о неизбежности гражданской вой