Сибирские огни № 12 - 1983

бежать, пока еще не поздно, покой взрастить в своей судьбе. Но те новые чувства, тот новый свет, ко­ торый уже возник в ней, то раздвинувшееся пространство мира и Человеческого Дома :— уже не дают и не дадут ей жить иначе, как осознавая себя живой частью времени, че­ ловеком, который переживает все, что тво­ рится в мире, переживает больше, чем мо­ жет вынести, и делает это для того, чтобы другим этих горестей и бед досталось меньше: Бежать?.. Трусливый человек, ты от себя бежишь к покою — и тяжко дышит за тобою, преследуя, Двадцатый век! Так проявляются и так наполняются со­ держанием строчки из первого, как бы эпи­ графического, стихотворения сборника Ма­ рии Бушуевой, где она говорит: «...шла де­ вочка, рисунок оставляя, предпочитая улицу— окну». Так становится более по­ нятной метафора из следующего за этим стихотворения: «Между зимою и душой вдруг расстояние пропало». Начиная понимать Город как Человече­ ский, а следовательно, и свой Дом, герои­ ня, точно «прилежный ученик», но с извест­ ной долей обреченности (она боится раст­ вориться в Городе), учится всему, что от­ крылось ей: Зубрю таинственные знаки судьбы иной, судьбы людской, и познаю чужие страхи, любовь, страданье, непокой. Иная жизнь меня обступит, как лес густой, со всех сторон, за слабость бережно осудит ' судом корней, ветвей и крон: Ни приговора, ни совета... Но прозреваю в этот миг, что я любой невзрачной ветки навек — слуга и ученик. Героиня осознает Город, как собственное прошлое — надежное, устойчивое, такое прошлое, которое не разобьется подобно «маминой чашке», которое только и дает возможность почувствовать себя человеком, воскликнуть — «боже мой, ведь это я была, и я была — благодаря любви», благодаря чувству людской общности, о котором есть в книге Марии Бушуевой хорошие стихи: Прохожих утренние лица, пейзаж осенний, городской, и чувство общности людской — всей жизни лучшая страница. Когда ее читаешь, то себе ты кажешься бессмертным, легко идущим против ветра, упрямо распахнув пальто. . И знаешь: каждый поворот таит всегда окно такое, где сердце тихое, родное тебя утешит и поймет. И теперь страстное нежелание бежать от своей души, поскольку она наполнена зна­ нием мира Города—живыми судьбами, воспринимается как нежелание утратить это чувство людской общности, как чувство действительной жизни, как чувство нового огромного Дома. Героиня смотрит далее, она уже знает, что на этом пути ей пред' стоит многое перебороть. Но, страх преодолев, окно я во Вселенную открою и вдруг пойму, что со звездою мы, как с травою и листвою, ■ бессмертны — если мы одно! В последнем, завершающем вторую книгу Марии Бушуевой, стихотворении ясно виден образ ее теперешней и будущей работы, образ ее новых стихов. Путь ее, как путь любого поэта, непредсказуем, но музыка этого пути слышится отчетливо: ...порву бесконечно ленивую вязь из грез и дремотных сомнений, чтоб только почувствовать вечную связь души с этим утром осенним... Я душу тяну в поцелуе, в тоске, как голову птица на волю,— к осенней, златой, материнской косе, пропахшей слезами и полем.. ■ Так Человеческий Дом-Город внезапно видится в пространстве Матери-Родины... Так снова созвучными оказываются стихи Марии Бушуевой и Николая Колмогорова, который пишет: Ибо ласковей нет ничего, чем тепло материнского поля... Но это созвучие не поверхностное, а глу­ бинное, духовное, свидетельствующее кроме всего и об общей приверженности молодой поэзии нашей к ценвостям абсолютным, не­ разменным, вечным, какими Являются лю­ бовь к Родине, служение Добру. Уроки прочитанных нами книг в том, что молодая сибирская поэзия несомненно обя­ зана своими лучшими ‘ строками смелому освоению высокой гражданственной темы, изображению сил, которые созидают харак­ тер нашего молодого современника; своими успехами молодая поэзия обязана и тому, что углубленно осмысливает место челове­ ка в современном бурном и напряженном мире. Уроки этих четырех книг еще и в том, что молодая поэзия наша пока еще слабо ос­ нащается крепкой и глубоко познанной поэ­ тической школой, традицией,'в том числе и традицией сибирской поэзии. Потому книги молодых в формальном отношении не лише­ ны черт эклектичности средств выражения, некоей выразительной усредненностй: сред­ нее отражение во многих стихах внутренней неповторимости каждого из четырех поэ­ тов. Уроки молодой поэзии еще, я думаю, в том, что она, пока мы считали ее «моло­ дою», уже справедливо заняла свое место в сибирской литературе, активно действует, не дожидаясь, когда наша нерасторопная критика впишет новые имена в литератур­ ный процесс. Эти книги рождают надежду, что голос сибирской лиры не станет слабее в будущие годы. ♦