Сибирские огни № 12 - 1983
екой влюбленности, увы— далеко нс един ственные в сборнике инерционные строки. Иные стихи просто утопают в словах-напол нителях. И настоящее ощущение, неприду манный образ, который и вызвал стихи к жизни, теряется в массе необязательного, среднего, неличностного: Пусть на февральском рассвете Тридцать ниже нуля, Я тепло обнаружил в предмете, Странном на первый взгляд. Разглядел я в сугробе калошу И вспомнил вдруг о весне. Понимаете: Просто калошу, Брошенную на снег. И, вонзаясь в незимнюю малость, Преломлялись лучи февраля, И в зиме что-то с хрустом ломалось И стремилось к подножью нуля. Сколько необязательного, неинтересного, общего написано, а ведь ощущение внутри стихов простое, естественное, оно совсем не требовало каких-то подводов, объяснений, выводов и оценок.' Оно и заключено-то в двух строчках и ими ограничено: Разглядел я в сугробе калошу И вспомнил вдруг о весне— Однако, когда автор это почувствовал и по пытался написать это ощущение (малень кое, но живое), он пустился сочинять из жи вого ощущения — стихотворение КАК У ВСЕХ. Правда, далеко не всегда побеждает у Валерия Иванова это, понятное для моло дого стихотворца, желание сказать о сво ем «оформленно», стандартно, как у всех. Есть в его книге целый ряд удачных этю дов, сохранивших чувство, выстроенных в напеве, а не в расхожем ритме. «Нет в деревне родни, ну так что же.,.», «Машин усталые колонны,..», «Ночью озеро застынет...», «Я обнял милую во сне...»,— эти стихи перспективны для молодого поэ та, как образцы собственных успехов, как наметки пути к пониманию собственного поэтического голоса. Во вступительном слове Николай Стар- шинов справедливо пишет об этой книге: «...даже самые разные по темам стихи хо рошо уживаются в ней, соседствуя друг с другом, потому что написаны они одним человеком, и в них в какой-то мере отражен его характер, его пристрастия, размышле ния, радости и печали... Валерию Иванову, как это видно по лучшим стихам, многое удается. Он умеет лаконично и точно пе редать не только внешнюю обстановку, но — и это важнее — свое состояние, на строение...» Это состояние души, это лирическое на- строение героя стихотворений Валерия Ива нова проистекает и определяется конкрет ными сиФуациями, реальными поворотами судьбы. Он не описывает состояние души, он старается показать тот участок мира, тот жизненный сюжет, результатом которо го и стало это состояние. И пристрастность к конкретике, к детали, к событийности сюжета делают стихи молодого поэта спо собными пробуждать в читателях ответные чувства. Однако при общем стройном, созидатель ном лирическом тоне сборника вдруг в нем встречаются стихотворения, свидетельст вующие о некоем надломе, надрыве в судь бе героя, в его душе; таковы стихи «Лю бимая, люби мою собаку...», «Голуби с по ля...». Последнее стихотворение заканчива ется показательно-трагической строфой: Присяду у стога, я им незнаком. Не стану тревожить полет. Пускай с высоты покажусь островком, Который к утру заметет... Казалось бы — это новая нота в общей мелодии сборника, но что-то в ней смущает читательский слух. Конечно, вызывают сму щение не сами по себе трагические, трудные ситуации жизни или сложные чувства, обу ревающие душу героя. Смущает то, что автор словно бы находит некоторое удов летворение в превращении всего этого в складные стихи, точно он сам любуется всем этим и нас побуждает любоваться, но не содрогаться, сочувствуя. Такие «роко вые» стихи являются зачастую либо свиде тельством недостаточного мастерства, либо того самого «томления духа», которое и стало истоком надрывных строк... Отрадным мне представляется тот факт, что молодые поэты, а среди них и Валерий Иванов, не чураются высоких слов, не бе гут от тем гражданственной направленно- сти, напротив — обращаются к ним с реши тельностью, которая присуща молодости. И именно тут их голоса наполняются под линным звучанием, именно тут и поверяет ся их поэтическая состоятельность и свое образие. Таким испытанием, поверкой стала для Валерия Иванова поэма «Чужие в доме». Она задает тон в сборнике. Она свела во едино все тематические линии книги —• тягу и путь к Родине, жажду человеческого взаимопонимания, любовь, как основу мира в душе и человеческом Доме, понимание того, что главный и единственный дом че ловека — его Родина, Отечество, Держава. И прекрасно, что родное не понимается молодым поэтом как только сегодняшнее, но понимается исторически — с чувством прошлого, с осознанной ответственостью за будущее. И все же «Журавлиный путь» — еще не путь сам по себе, а только исток, точка в самом его начале. Точка эта и направление пути выбраны, думается, правильно. Читая эту книгу, другие книги молодых, я среди прочего, роднящего их, выделил од но — стилистическую невыявленность соб ственного лица, некую усредненность фор мы выражения собственного, единственного мира, отсутствие поэтической школы. Очень как-то общепоэтически, неличностно стро ятся стихи, и тоном разговора, и компози ционным рисунком, и ритмикой, и оснаст кой рифм — всем тем, что в совокупности складывается в многомерное понятие стихо творной формы: стихи разных авторов ма ло чем отличаются друг от друга. Это наблюдение в равной мере относится ко всем поэтам, чьи работы стали предме том моих заметок. Николай Шамсутдинов (г. Сургут), о книге которого я теперь поведу речь, каза лось бы, может своими стихами опроверг нуть мое наблюдение, однако, при более серьезном взгляде на его поэтический мир, когда уже воспринимается не столько сам
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2