Сибирские огни № 12 - 1983

вовлечена масса живцх фактов, связанных с судебными процессами, которые порож­ дены так называемой «теневой экономикой», злоупотреблениями и нарушениями Закон­ ности в различных областях народного хозяйства. Тут не только неисчерпаемый источник увлекательных сюжетов, но яркое воплощение реальных общественных и нрав­ ственных конфликтов наших дней. Вспом­ ним, что когда-то «судебная хроника» нередко была первотолчком' для глу­ бочайшего художественного анализа со­ временности («Красное и черное» Стен­ даля, «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» Достоевского, «Жи­ вой труп» Толстого). Что-то подобное мо­ жет произойти и сейчас, а отчасти уже и происходит; детективный сюжет начинает использоваться с самыми серьезными наме­ рениями; назову в этой связи хотя бы по­ весть Л. Карелина «Змеелов». В альманахе «Енисей» жанр детектива представлен самым крупным прозаическим произведением года — романом Ивана Си- бирцева «Отцовская скрипка в футляре» (№№ 4—5). Прямо скажем: роман этот ку­ да более социально содержателен, чем те су­ губо «производственные» сочинения, о ко­ торых говорилось выше. Обычное,уголовное дело — наезд пьяного шофера на бесчувст­ венного пьяного молодого человека — при новом расследовании приводит в самое сердце «мафии», свившей гнездо вокруг высоковольтной линии, прокладываемой в тайге, точнее, вокруг сваленного леса, ко­ торый остается после прокладки. Оказыва­ ется, этот лес под видом несортового идет по железной дороге в колхозы Средней Азии, обогащая всех участников сделки, в число которых вместе с «послом» от средне- азиатцев — их торговым агентом — входит целая цепь должностных лиц, включая на­ чальника автоколонны, начальника железно­ дорожной станции и их подчиненных. Ме­ ханизм действия группы, отношения между ее членами, образ их жизни — все это ин­ тересно описано в романе. Автор стремится и к большему: он намечает контуры неор­ динарных характеров, которые проявляют себя в такой «специфической» среде и дея­ тельности, причем не ограничивается одной черной краской, пытается понять и объяс­ нить своих героев. Не все здесь ему удает­ ся, не все в романе безукоризненно и с чисто беллетристической стороны, со сторо­ ны детективного сюжета: слишком рано появляется возможность догадаться о под­ линном убийце и его мотивах. В целом, од­ нако, роман Ивана Сибирцева вновь под­ твердил перспективность детективного жан­ ра в современной литературе. Нечто сходное наблюдается сегодня в популярнейшем жанре фантастики. Уже не раз отмечалось, что она все более тяготеет к переходу из традиционной «научной» в социально- и нравственно-эксперименталь­ ную, когда фантастическое начало — не научная гипотеза, не прогноз будущих на­ учно-технических достижений, а скорее, созданное авторским воображением некое невероятное допущение, вторгающееся в самую обычную, предельно реальную дей­ ствительность, резко «остранняя» ее, созда­ вая острйе коллизии, которые позволяют художнику по-новому взглянуть на совре­ менную ему жизнь и человека, В мировой ДО* литературе этот жанр блестяще предстаз- лен такими шедеврами, как «Шагреневая кожа» Бальзака, «Превращение» Кафки, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Все ча­ ще сворачивает на этот путь и современная проза. В комплекте альманаха «Енисей» за 1982 год фантастика представлена повестью Григория Гарнаруцкого «Искусственный го­ лос». Повесть любопытна по жанру и про­ блематике; с одной стороны, это современ­ ная сказка, с другой — психологическая повесть, пересекающаяся с одной из глав­ ных линий современной прозы, посвященной теме «человек и его дело». Герой народных сказок, как известно, постоянно получает свое могущество и в конечном счете счастье путем вмешательства в его судьбу чудодей­ ственных сил, и эту помощь он принимает без всяких колебаний, тем более, если она — награда за его моральные достоин­ ства. И сегодня судьба нередко посылает человеку даровое счастье, когда успех и положение приходит не столько благодаря его собственным спосрбностям и труду, сколько благодаря удачно сложившейся си­ туации. Но здесь перед современным чело­ веком с развитием понятия личности возни­ кает сложнейшая нравственная проблема, поставленная, например, в повести Д. Гра­ нина «Однофамилец», Где герой отказыва­ ется от «скатерти-самобранки», от возмож­ ности всю оставшуюся жизнь «стричь купо­ ны» и жить дивидендами' от давнего, полу­ забытого открытия, сделанного им в юности. В повести Г. Тарнаруцкого возникает в сущности та же проблема. Герой — оперный артист, потерявший голос. Желая вернуть его к творческой жизни, ученый Шарыгин дарит ему волшебный прибор «фантофон», С помощью которого «можно великолепно Петь». Артист возвращается на сцену, вновь обретая многократно умноженный успех — а с ним непрерывные внутренние муки и сомнения: может Ли он, имеет ли он право пользоваться тем, что в сущности не явля­ ется им самим? Размышления эти перепле­ таются с мучительными для него теперь наблюдениями о неестественном, искусст­ венном, бутафорском, занимающем все большее место во всех жизненных сферах: искусственные материалы, искусственная еда, искусственные человеческие отноше­ ния... Сложность, однако, в том, что чудес­ ный дар приносит герою немало «сладост­ ных мгновений»: прибор не просто поет вместо него, но дает ему возможность тво­ рить, выражать себя. На мой взгляд, это еще более усугубляет неестественность си­ туации: здесь на протезы опирается уже даже не тело человека, а его душа. Но ав­ тор, по-видимому, не столь определенен в своей позиции. Много раз его герой пыта­ ется уничтожить фантофон, но так и не смог этого сделать: в финале он исполняет блестящую новаторскую партию^ и в ант­ ракте к нему подходит его благодетель Шарыгин, давно, оказывается, издали сле­ дивший за ним. Автор так и не решил для себя проблемы, поставленной им; финал по­ лучился этически двусмысленным: он от­ крывает двери для моральных сделок и компромиссов между человеком и той са­ мой «искусственностью» бытия, которая так волнует писателя. Я думаю, что такие компромиссы для литературы опасны; ее функция — в современном мире — отстаи-