Сибирские огни № 12 - 1983

коллегии, к процессу отбора произведений, формирования разделов номеров; здесь сочетаются различные тенденции. Вот при­ мер: из номера в номер переходит рубрика «Творчество молодых», но уровень прозы и стихов, публикуемый в этой рубрике, крайне неровен. Рядом со свежими, интерес­ ными произведениями, такими, как записки С. Сутоцкого «Скорую вызывали?» или сти­ хи норильчанки Татьяны Букетовой, печа­ таются^ вещи явно любительские, до жур­ нальной публикации не дозревшие; их нема­ ло, например, в подборке произведений членов литературного объединения при Красноярском машиностроительном заводе, представленной в первом номере альманаха. Чем можно мотивировать опубликование пустого беллетризованного анекдота М. Бар­ дина «Наденька», названного почему-то •«юмористическим рассказом»? Здесь вопрос принципиальный: имеем ли мы вообще пра­ во для выполнения плана по вновь выдви­ гаемым именам опускать «планку» идейно­ художественной требовательности к первым публикациям? Не компрометирует ли это саму идею привлечения молодежи в литера- туру, поощряя пробивную предприимчи­ вость? Скажут: недостает полноценного ху­ дожественного материала. А может быть, несовершенны формы его поиска и им следует быть более активными, живыми, «неформальными»? Разумеется, такие проблемы стоят не только перед альманахом «Енисей», но и перед любым литературным двухмесячником или ежемесячником, будь то «Сибирские огни», «Наш современник» или «Юность»... Подлинные интересы литературы — и мо­ тивы, так сказать, «окололитературные»; живые творческие поиски — и их имитация, обессмысливающая нашу работу,— все эти глубоко различные тенденции, причудливо переплетающиеся в литературном процессе, нашли свое отражение и в главных худо­ жественных разделах альманаха «Енисей». Раздел прозы достаточно разнообразен в жанровом и тематическом плане. К сожале­ нию, различен и идейно-художественный уровень представленных в нем произведе­ ний; ряд из них как бы невольно вступает в спор друг с другом. Многие вещи прямо и косвенно связаны с войной: и это законо­ мерно; тема далеко не исчерпана и не бу­ дет исчерпана даже в самом отдаленном будущем, не ослабевает и читательский ин­ терес к ней. Беда в том, что в нынешнем широком потоке прозы, стихов, кинофиль­ мов о войне рядом с произведениями, ко­ торые обогащают тему новыми красками, идеями, жизненным материалом,—такими^ скажем, как повести и рассказы В. Кон­ дратьева, «Блокадная книга» Д. Гранина и А. Адамовича, фильм «Двадцать дней без войны» А. Германа,—все больше проявля­ ется вещей вторичных, вновь и вновь про­ кручивающих знакомые и привычные кол­ лизии, характеры, детали, причем с безо­ шибочным расчетом на то, чт0 и в таком виде они найдут достаточно читателей и зрителей. Здесь возникает серьезная нрав­ ственная проблема, которая имеет прямое отношение к некоторым вещам, опубли­ кованным в альманахе, и прежде всего к открывающей раздел прозы повести Леонида Потехина «Баллада о матери» (№ 1). В основе этой повести лежит рожденный войною трагический, душе­ раздирающий сюжет: мать встречает вернувшегося с войны слепого сына с выжженными глазами. Разумеется, со столь взрывчатым материалом художник обязан обращаться очень бережно, йе форсируя, а напротив, сдерживая вопль, рвущийся из Души. Как сдержанно, например, выраже­ ние горя в знаменитом стихотворении М. Исаковского «Враги сожгли родную ха­ ту», и сколько благородства, нравственной силы, суровой красоты в этой сдержанно­ сти! В повести Л. Потехина ее как раз и недостает. В ней есть живые страницы; они связаны со стремлением просто и правдиво изобразить эпизоды этой трагической, но не стоЛь уж редкой в послевоенные годы истории: сын приезжает в родное село, мать посещает сына в городе, где тот работает в артели для слепых, сын гостит с женою у близких... В главной сюжетной линии, од­ нако, автору изменяет чувство меры. Мате­ ри приходит на ум мысль («никак озарение пришло ко мне») отдать свои глаза, пере­ садить их сыну; с этой целью она обраща­ ется сначала к местной фельдшерице, потом к районному врачу, потом в краевую боль­ ницу, к московскому профессору —до тех пор, пока сама не стала слепнуть от ста­ рости. В рассказе об этом в сущности, нет движения, развития темы, характера, а есть назойливое повторение одних и тех же мыслей и слов («Перед ним — вечная тьма, страшная, непоправимая. Проклятье тому, кто начал войну, кто сделал ту мину, кт0 беспощадно выстрелил в Ивана»; «Не увидит; как изменилась деревня, не увидит новых домов,, нового клуба и магазина., Не увидит столбов, на которых натянуты про­ воза электропередачи. Выйдет за околицу и не увидит распаханных полей, самоход­ ных комбайнов...»). Характеров вообще нет, есть просто ситуация и непрерывное автор­ ское стремление нажимать со всею возмож­ ной силой на ее самые чувствительные стороны (хоть она кричит сама по себе), давить на читателя, выжимая из него сле­ зу. Позиция рискованная, хотя слезы не­ сомненно будут; только не окажутся ли они сродни тем слезам, о которых с болью пишет в своем стихотворении Роман Солн­ цев? Наверное, у повести Л. Потехина найдут­ ся защитники: будут говорить.о романтиз­ ме, балладности, сказочности... Гораздо более • перспективен, однако, тот путь, по которому идет А. Астраханцев в рассказе «Высокое искусство жить» (№ 5). И здесь сюжет косвенно связан с войной, и здесь он несколько рискован в силу своей мело­ драматичности. Герой через много, лет приезжает в город, где прошла его юность, встречается со своей любимой учительницей, так много значившей для него в годы всь енного детдомовского детства, и застает ее «немощной, слабой» старушкой («боже, что делает с людьми время»). Но автор стремится не столько эксплуатировать сю­ жет, сколько заполнить его живым психо­ логическим и нравственным содержанием. Для этого он прежде всего художественно воспроизводит момент давнишней встречи. С одной стороны, мальчишка, до смерти за­ битый и запуганный войной, полностью по­ терявший ориентацию в жизни. С другой — женщина, которая пришла как будто из иного, доброго мира и сразу пробудила ве- 145 ДО Скбирскне огня М 13